Кто убил Кристель? - Тамара Ключинина
— Ты уверена, что это сработает? — за спиной раздался хрипловатый голос моего близкого друга, единственного человека, которому я могла абсолютно доверять. Питер Томсон, самый молодой в истории академии декан факультета алхимии, нервно постукивающий пальцами по косяку. Человек, который мог бы изобрести эликсир бессмертия, но вместо этого бесславно потратил со мной почти двадцать лет на погоню за призрачной мечтой.
— Если я создала машину времени только для того, чтобы сомневаться, — как можно безразличнее пожала я плечами, нарочито резко поворачивая регулятор частот, — значит, мне пора менять профессию на предсказателя погоды.
Он подошел ближе и обнял меня за плечи, без слов считывая мое волнение, и в потускневшем зеркале на стене напротив мелькнула наша пара: профессор артефакторики с мешками под глазами, больше похожими на синяки, и гений-алхимик со стареньким потертым кожаным браслетом на левой руке — подарком, который он так и не осмелился вручить Кристель, стыдливо пряча его в карман во время их мимолетных встреч в коридорах академии. Глупость ведь — дарить браслет девушке, которая, щурясь, переспрашивала при встрече: «Ты… с факультета зелий или учишься вместе с Элли?».
Мы познакомились с ним в конце первого курса, будучи студентами одного потока, но разных магических направленностей, он — влюбленный поклонник моей красавицы-сестры, и я — не считавшая значимым ничего вокруг, кроме науки. Постепенно подружившись, во время учебы мы часто придумывали и реализовывали совместные проекты, болтая параллельно обо всем на свете и доверяя друг другу самые страшные секреты. И вот теперь самым главным проектом и его, и моей жизни стала попытка изменить события прошлого.
— Четыре заряда, — произнес он, бережно касаясь хроноскопа на моей руке, отчего прибор тихонько завывает, словно встрепенувшийся зверь, — всего три попытки переписать историю. На четвертом заряде ты должна вернуться, даже если… — он запнулся, судорожно сглатывая, — проверь еще раз настройки! Я буду ждать здесь, в 3275 году, ровно в девять часов утра. Для меня пройдет всего пять минут, но я не знаю, как мне их пережить, если честно…
— Ты даже не прочитаешь мне очередную лекцию о хрупкости временной ткани? — намеренно спокойным тоном уточнила я, проверяя надежность застежки ремешка-фиксатора хроноскопа, хотя внутри меня бушевал настоящий ураган эмоций. Но если я покажу ему, как сильно волнуюсь, то он ведь будет переживать еще больше…
С трудом успокоив дыхание, я протянула ему якорь-медальон, и он осторожно надел мне его на шею. Этот медальон будет соединять мою душу, отправившуюся в прошлое, и тело, оставшееся здесь, в настоящем — пустой оболочкой, застывшей за столом, под присмотром верного Питера.
— Нет, но… Элис… если якорь треснет, твое сознание останется в прошлом, навсегда вытеснив свою более молодую личность. Ты никогда не сможешь вернуться… — его пальцы дрожали, поправляя крохотную колбу с алхимическим элементом, которое Питер назвал «кровью времени», пульсирующей, как живое сердце, — поэтому я скажу: «Береги себя».
— Я правда постараюсь, Пит, — прошептала я внезапно охрипшим голосом, — честно!
— Элли… — он взял меня за руки, и я увидела панический страх в его глазах, — я знаю, как для тебя это важно, но… прошу тебя… не рискуй понапрасну… — он крепко обнял меня, почти до боли в ребрах прижимая к своей груди, как будто и вовсе не хотел отпускать, — пообещай, что вернешься, что бы там ни случилось, прошу тебя!
— Я постараюсь все исправить и вернуться, — еле сдерживая подступившие слезы, тихо пообещала я. Но в глубине души я уже знала, что назад пути нет. Решение принято, и теперь остается только двигаться вперед, сквозь лабиринт времени, надеясь, что мои расчеты верны, а судьба окажется милосердной.
Мягко отстранившись, я вновь сжала медальон до боли в пальцах, чувствуя, как его серебряные ребра впиваются в кожу. Когда-то Кристель не выносила тишины, наполняя мир вокруг себя смехом и болтовней. Теперь же ее голос доносился до меня лишь призрачным эхом воспоминаний.
«Элис, ты ведешь себя как ребенок! — звенел в памяти ее голос, — никогда не бойся рисковать! Поживи хоть немного не по учебнику, правила придуманы для того, чтобы их нарушать!». Эти слова, когда-то казавшиеся пустой болтовней легкомысленной старшей сестры, теперь обретали новый смысл, словно осколки, складывающиеся в единую мозаичную картину.
Питер достал из кармана смятый конверт, бережно разглаживая сгибы пожелтевшей бумаги. Старые письма… Я знала их содержание наизусть: наивные стихи, которые он писал ночами, подрабатывая в академической лаборатории. Но читал он их мне, а не моей сестре, так и не найдя в себе сил и смелости признаться в своих чувствах той, кому они были посвящены.
С глубоким, решительным вздохом я нажала нужную комбинацию кнопок. Хроноскоп тут же ожил, будто пробудившееся сердце — его механизмы запульсировали на моем запястье, наполняя воздух тихим, почти музыкальным гулом. Стрелки бешено закрутились вспять, высекая искры из воздуха — 3255 год, ровно 20 лет назад, без пяти минут девять — то самое субботнее утро, когда я вспылила и ушла, демонстративно хлопнув дверью, а моя сестра бесследно растворилась, словно дым от погасшей свечи. Все эти годы мы существовали словно призраки, поддерживая друг друга в этой бесконечной неопределенности, страшась узнать, что все наши усилия были напрасны. И вот настал момент истины — момент, который определит все.
— Питер… Спасибо тебе. За все, — тихо прошептала я, чувствуя, как горло сжимает спазм.
Первый шаг в разлом пространственно-временного портала — боль, пронзающая виски, как тысяча игл. В последний момент, обернувшись, я увидела, как мой друг тянет ко мне руку, судорожно сжимая конверт, будто это единственная нить, связывающая меня с реальностью.
Еще один шаг — и цвета мира сплелись в безумную радужную спираль, разрывая реальность на части. Третий… Третий перенес меня на двадцать лет назад, в мою спальню, где пылинки беззаботно танцевали в солнечных лучах, а из-за двери доносился ее смех — живой, громкий, прекрасный.
Глава 2
Первое, что я почувствовала, был запах — смесь книжного аромата от стоящих стопками рядом с кроватью пыльных библиотечных фолиантов и едва уловимого запаха лаванды от саше, которое Кристель когда-то в далеком прошлом запихнула мне под подушку со словами «чтобы не снились твои дурацкие кошмары». Открыв глаза,
