Ключ Руна - Александр Изотов
— А Лешков? — не выдержав, спросил я.
— Эй, ты, безъярь! — послышалось от Анатолия, который возмутился одним его упоминанием.
Я даже не обратил внимания и продолжил:
— Он же так сильно уплотняет воздух, что может оттолкнуться от него! Разве это лёгкая волшба?
Ухояр захихикал, а Орчеслав только махнул головой.
— Ну а ты спроси, он сможет сдвинуть это уплотнение хотя бы на волосок, чтобы ударить им? И сколько секунд он может его продержать? — Орчеслав усмехнулся, — Даю свой старый клык на то, что он потратил уйму времени, научившись ставить на него ногу в нужный момент…
— Но танец красивый! — подняв палец, добавил Ухояр.
Орчеслав улыбнулся.
— Таки да…
Все засмеялись, но сквозь смех я услышал шипение Лешкова. Что-то вроде: «Ну, Грецкий, я тебе припомню!».
Да, с самокритикой у этого холёного лохмача было не очень. Мог бы вместе со всеми посмеяться, как я.
— Про эльфийскую-то ярь уяснил, орф?
— Да, мастер, — кивнул я.
— Значит, дальше…
А дальше всё оказалось до прозаичного просто.
Покров орка был гораздо меньше диаметром, а оттого плотнее, и, получается, отличался как бы жуткой вязкостью. Хотя орки говорили просто — тяжёлый покров.
Ограничивался он телом, и очень редко выходил у орков за его пределы, да и то лишь на несколько сантиметров. Но этого хватало, чтобы нарастить непробиваемую каменную кожу…
Чтобы создать волшбу, орк как бы протягивал ярь из источника — мощную ярь, конечно же, способную продавить тугой эфир орочьего покрова. Если у эльфа поток яри можно было сравнить с ветром, то у орка с течением реки.
И вот, протянув ярь, орк наращивал её действие в нужном участке тела.
Волшба орка отличалась и в этом моменте… Он долго мог удерживать ярь, словно протянутую из источника руку, и контролировать созданную волшбу, например, делая мышцы сильнее… ну или позволяя коже обрести дубовую твёрдость.
Вот здесь-то и начиналась нестыковка.
Эльфийскому источнику, особенно если яродей жалованный, не хватит сил даже протянуть ярь к пределам орочьего покрова. И даже если случится чудо, и ярь коснётся края покрова, того этого мгновения не хватит, чтобы создать настоящую волшбу. А если и хватит, то я сразу все силы на это и потрачу.
— Вот такие дела, сынок… — закончил свой рассказ Орчеслав.
— Гадство! — только и вырвалось у меня. А проявившееся было сожаление в глазах мастеров наоборот только взбесило меня.
Я знал, как легко упасть в омут жалости к себе, и как это может разрушить жизнь. Не зря «уныние» считается смертным грехом.
Ну нет! Я сидел и сжимал кулаки, пытаясь заглянуть внутрь себя и волей неволей представляя, что внутри меня источник, как надутый лёгкой ярью шарик, а покров словно тугая битумная сфера вокруг него. И как воздух пытается из шарика продавить битум, и ме-е-е-едленно движется на свободу.
Нет, ничего не чую. Только бесполезная картинка в голове.
Поднимались и подходили к мастерам другие отроки, которые желали узнать о себе правду, а старики, поймав азарт, прощупывали их и живо обсуждали между собой: «Этот доходяга, а этот жирноват, а этот туповат…» На эпитеты они не скупились.
Остались сидеть лишь те, кто владел волшбой. Я не смотрел по сторонам, боясь поймать жалостливый взгляд Дениса или Лукьяна. Чувствовалось, что Анатолий Лешков сверлил мне спину торжествующим взглядом, но на него мне было наплевать.
Надо было что-то делать. Мне не нужны были те знания Добрынича, которые заставляли меня опустить руки. Мне нужны были другие его знания, которые помогут сделать первый шаг на Пути.
— Так при чём тут брёвна-то? — рявкнул я, и многие отроки вздрогнули.
Орчеслав Добрынич как раз щупал колено какого-то орка-отрока, у которого покров явно в ноги ушёл. Мой окрик его не ошарашил, и он необычно спокойно отреагировал.
Он махнул клюкой, отгоняя отрока сесть обратно, и, выпрямив спину и сложив перед собой руки, посмотрел на меня.
— Ярь — это та же сила, просто более тонкая, чем телесная, — тут Орчеслав кивнул в сторону валяющихся брёвен, — Когда у тебя кончаются силы бежать, но разум требует продолжать, откуда тело их возьмёт? Ведь волшба подчиняется разуму, так?
— Помнишь, как после непривычных тренировок болят те мышцы, о существовании которых ты и не ведал? — добавил Ухояр.
— В этом и суть, — кивнул Орчеслав Добрынич, — Этим и отличается яродей от обычного смертного. Там, где у безъяря кончатся силы, и он будет на грани смерти, яродей будет опустошать ядро.
— И лишь потом умрёт, — хихикнул Ухояр.
— Ну, друг, полегче, они же ещё молоды.
— Нет, мастер Орчеслав, — покачал пальцем старый эльф, — Чем раньше они узнают, что у этой палки два конца, тем для них же лучше.
— Таки да…
Отроки стали перешёптываться, но меня толкнул локтем Денис.
— Это он о том, что…
— Громче, — сказал Орчеслав Добрынич, уставившись мутными глазами на ирокеза.
— Да я просто говорю о том, что…
— ГРОМЧЕ-Э-Э!!! — и звонкий удар клюкой.
Потирая лоб, Денис вскочил.
— ЕСЛИ ОПУСТОШАТЬ ИСТОЧНИК БЕЗРАССУДНО, — заорал он, чтоб все слышали, — ТО ЯДРО МОЖЕТ ЗАБРАТЬ ЖИЗНЕННЫЕ СИЛЫ!!!
Повисла гробовая тишина, отроки обдумывали услышанное. Те, кто уже давно был яродеями, и так это знали, но для многих, и меня в том числе, это стало откровением.
Я сразу вспомнил тяжело дышащего Лукьяна после боя с Лешковым на смотре. Получалось, экономить ярь в бою просто жизненно необходимо, особенно жалованному яродею.
— Да, рождённому чуть полегче, он же ярь из мира сосёт, — буркнул Денис, присаживаясь рядом, — Так, Лукьян?
— Угу.
— А чего раньше об этом не сказал?
— Так ты не спрашивал, — пожал плечами Денис, — Я думал, это все знают.
Орчеслав с Ухояром опять вернулись к изучению телосложения разных отроков, хохоча при этом и без стеснения обсуждая:
— Лапищи-то — ух! А ноженьки — фьють… Ты как воевать-то собрался? Надо брёвна таскать! А у тебя… о-о-о, ядро какое мощное… а культяпки, как у синички… Тебе тоже брёвна! — все советы у них сводились к одному.
Я недовольно поджал губы. Крутились все вокруг да около, а к сути не переходили. Для меня это было всё равно,
