Ключ Руна - Александр Изотов
Редкий эльф-травник рисковал уходить далеко в лес на том берегу, чтобы собрать волшебные травы и коренья, хотя с этой стороны давно уже захудалого яроцвета не сыщешь. Легче было спуститься по течению Выи ниже — там и лес не такой густой, да и не так опасно.
Причин для опасения у качканарцев, на самом деле, было две…
Во-первых, в лесу на том берегу был Омут, место сгущения природной яри. Несколько дней назад в нём был Всплеск, и хоть баронова дружина уже зачистила склон от «всплеснувших» животных, некоторые ещё могли бродить по лесным склонам. Всех ведь не уловишь.
А во-вторых, в горах жили гномы… И ещё большой вопрос, что было опаснее.
Нет, сами по себе гномы народ трудолюбивый, и при должном отношении всегда отвечают тем же. Их не трогают, и они никого не трогают. Тем более, без яристых руды и камней, которые добывают гномы и продают в Качканар, ни один дворянский род сегодня не обойдётся. А уж о том, как ценится их «варь», то есть чарующая краска, и говорить не приходилось.
Но на горе Качканар, где-то в седловине между двумя её вершинами, скрывался ещё и монастырь «Идущих к Недрам». Этих чокнутых гномов, которые согласно своей чокнутой вере голыми руками прокладывали путь к Священным Недрам, Лев Геннадьевич за свои долгие годы ни разу не встречал, но вот их волшбу он «видел».
Собственно, потому и сидел в этой смотровой будке именно он, ибо был «видящим». И особо хорошо он «видел» именно «земную волшбу», ту самую, которой и владели гномы. Для него это выглядело, как жёлтое марево под ногами любого одарённого гнома, когда тот начинал творить свои чары.
Как воин, любой гном стоил десятерых, и даже орки, известные всем своей суровой боевой школой, старались с ними не связываться. К счастью, стычки с малоросликами закончились уже довольно давно, когда они смирились в пришлыми русичами, освоившими здесь городок, и даже стали торговать.
Но местный барон, его сиятельство Демиденко Иван Вячеславович — тоже эльф, кстати — был немного параноиком относительно гномов. Не доверял он им.
Нет, он не выставлял вооружённую охрану у моста, чтоб не дай Бог обидеть гордый горный народец. И всё же в смотровой будке у моста сидел Лев Геннадьевич — Видящий с сильным талантом «зреть» гномью земную волшбу. И который мог из будки связаться сразу с воеводой барона.
Так, на всякий случай, чтобы качканарцы заранее узнали, если вдруг на том берегу по склону горы Качканар двинется боевой отряд низкорослых разъярённых воинов. Такое частенько бывало лет эдак пятьдесят назад.
Но сегодня, в этот самый момент Лев Геннадьевич, таращил круглые глаза и утирал платочком выступивший на лбу пот. Потому что наблюдал, как где-то за Полуденным Рогом, ближайшей вершиной горы Качканар, ярко засияло и потухло жёлтое зарево.
Сейчас был самый полдень, и старого эльфа вдобавок слепило солнце, висящее над Рогом. По этой причине смотритель неуверенно тянулся к ярозвону, заранее думая, а стоит ли беспокоить главу бароновой дружины…
Может, просто устал, и это блики в глазах? Ведь если там такое зарево, что даже затмило солнце и буквально накрыло гору, то насколько же сильный там яродей? Шестого… или как бы даже не седьмого круга⁈ А такие гномы бывают? Признаться, за всю жизнь Лев Геннадьевич и не видел гнома выше третьего круга, этого и так хватало за глаза.
Он и среди эльфов яродеев таких не видел, потому как император тут проездом не был даже. Кстати, даже орк-воевода у барона, который считался сильнейшим воином в Качканаре, был третьего круга, и для местных яродеев это было пределом мечтаний.
Сам Лев Геннадьевич всю жизнь был Видящим нулевого круга, но оно и понятно. Редко где такое было, чтоб Видящий мог развить талант выше первого круга, потому что какой вообще смысл выпускать ярь из источника? Волшба ведь творилась внутри, в разуме.
Зарево кончилось, а пальцы смотрителя так и застыли на чаше ярозвона, не осмелившись её поднять. Шли секунды…
Вообще-то, внутреннее зрение никак не связано с обычным, и солнце никак не может бросить такой блик в глаза.
Уже минута, и ничего…
А характер у воеводы, кстати, не сахар. Ох и не любит Платон Игнатьевич, когда его попусту отвлекают.
Пять минут…
— Эй, служивый, ослеп, что ли⁈
Смотритель вздрогнул, когда в окошко, чуть не разбив стекло, бухнулся кулак. На него смотрели орк и эльф, одетые в поношенные холщовые куртку и штаны. Оба с виду были примерно такие личности, каких он бы не хотел встретить поздним вечером в подворотне.
— Во, очухался. Слышь, хлюпик, он очнулся, — орк осклабился, показывая крепкие нижние клыки.
— Я тебе тысячу раз говорил, зелень дубоголовая, я — Хлуд, — отозвался эльф и сплюнул, — Тупень ты, просил же без имён!
— А я и не называл, Хлюп. Хы!
У орка, лихо сдвинувшего кепку на макушку, в губах торчал стебелёк яр-табака, и он гонял его в губах из уголка в уголок. Под курткой у него виднелось лезвие топора, заткнутого за пояс.
Эльфа было плохо видно за краем окошка — только щёку, разукрашенную золотыми рунами, и плечо. Он стоял, прислонившись к будке, и, кажется, лениво ковырял внушительным кинжалом ногти.
— Хрен ли заснул на посту? — рявкнул орк, — Пускать-то будешь?
Вообще, проход на ту сторону был свободным, всё же лес ничейный. Вот только Омут был источником не только опасности, но и ценных ресурсов, на которых было много охотников.
А ещё попробуй скажи гномам, что их гора и лес — это вотчина барона Демиденко, так они пол-Качканара разнесут.
— Да-да, — Лев Геннадьевич проморгался, до того он перенапряг глаза, — Вас как отметить-то?
Орк-то явно яродей, потому что «видящий» различал слабое и смутное красное свечение на его коже. Если вблизи, то Лев Геннадьевич мог видеть не только гномью волшбу.
А вот эльф, кажется, был из малёванных, которые разрисовывали себя дешёвой городской «варью» для устрашения, чтобы попытаться произвести эффект на простой народ, лишённый силы.
— Погоди, служивый. Этот, как его… эээ… сраный Грецкий проезжал туда?
Тут смотритель задумался, поглядывая на журнальчик под рукой, где у него было всё-о-о отмечено. Как говорится, лес-то ничейный, но барон требует записывать всех, кто проезжает на ту сторону. И желательно ещё указывать, зачем… А то
