Глубокий рейд. Новые - Борис Вячеславович Конофальский
— Прапорщик, кофе будешь? Только сварила.
— Нет, я тороплюсь, — отвечает он.
— Вы, героические мужчины, всегда торопитесь, — говорит Елена, улыбаясь и продолжая своё занятие. Тут, привыкнув к свету, Аким замечает, что она уже и причёсана, и даже глаза у неё подведены. Видно, встала она задолго до приезда Акима. А Мурашкина втирает мазь, старается. Её крупная грудь качается в такт движениям женщины под свободной майкой. И она продолжает, поглядывая на прапорщика: — А знаешь, Олег тоже всегда торопился.
— Ждут меня, — поясняет Саблин. И думает: «А про Олега она к чему приплела?».
— Ничего — подождут, — беззаботно говорит она и меняет ноги на столе. — Ты ведь всё равно, пока я не закончу, не уедешь, — Мурашкина улыбается задорно так, игриво, как молодая… Вообще не сказать, сколько ей лет. Зубы ровные, белые, морщин нет совсем. И кожа на бёдрах… Гладкая, словно лоснится.
«Тридцать пять ей? Или сорок пять? Хрен тут угадаешь».
— Хочешь позавтракать? — предлагает она, продолжая втирать мазь в ногу. — Яичница на сале, улитки с мёдом, хлеб… Я хлебопечку уже включила, через двадцать минут хлеб свежий будет.
У Саблина от одного перечисления этих блюд отделяется слюна… Улитки, яичница на сале… Но он лишь качает головой: нет, спасибо, не буду.
— Не хочешь? — удивляется она. — А я так всегда есть хочу с утра, — и вдруг спрашивает: — А как там твоя китаянка поживает?
Как-то так она это спросила… как-то нехорошо, как будто с насмешкой… Акима задел не столько сам вопрос, сколько её тон. И, может, поэтому он вспомнил:
— Юнь живёт нормально, а твоя Нелли, как живёт?
— Нелли? Живёт как живет, — отвечала Елена небрежно. — Что с нею будет?
— Не сживают её больше со света местные бабы?
— Не сживают, не сживают, всё у неё хорошо, — отвечала Мурашкина, закрывая баночку с мазью и вставая с диванчика. И тут же показывает её Саблину: — Кстати, не купишь? — она продолжала издеваться. — Это омолаживающий кожу крем, у китаянок так быстро стареет кожа, твоя будет рада до смерти, что ты ей такой крем достал.
— Не нужен он ей, у неё с кожей всё в порядке, — бурчит Саблин.
— Тогда жене купи, женщинам это необходимо, — не унимается Мурашкина, и вдруг говорит: — Так бери. Бери бесплатно, жена тебе спасибо скажет, когда попробует, — она протягивает ему баночку. — Забирай.
— Да не надо моей жене ничего, — немного несдержанно отвечает ей Аким. — Всё у неё есть. Я сюда не мази приехал покупать. Я здесь по делу.
— А, по делу? — чуть разочаровано произносит Мурашкина. — Ну ладно.
Елена ставит баночку на столик и уходит.
И вскоре приносит целый мешочек, в котором тихо звякнул металл. Но мешочек Елена прапорщику не отдаёт. Она снова садится на свой диванчик, показывает ему на место рядом с собой.
— Садись, считай, — и со звоном высыпает из мешка на стол кучу медных монет разного достоинства, среди которых три маленьких золотых слитка. Аким садится рядом с нею, диван-то маленький…
И сразу чувствует её запах, конечно… Приятный. Дурманящий. Может быть, ещё приятнее, чем от Юнь. Саблин старается на него не обращать внимания, начинает пересчитывать медь. А Мурашкина чуть откинулась на спинку дивана, сложила ногу на ногу, она полулежит и допивает остывший уже кофе. А Аким, пересчитав медь, наконец спрашивает:
— Золото почём считать?
— Считай, как тебе нравится, — отвечает Елена.
— Мне недавно считали по рубль двадцать за грамм.
— Это в Туруханске, что ли? — уточняет Мурашкина. И так как Саблин ей не отвечает, говорит: — Хорошо. Бери по рубль двадцать.
А после она начинает помогать ему собрать деньги со стола. Елена складывает их в мешок, а сама при этом коленом прикасается к его колену. Потом, когда деньги были уложены, она положила мешочек на стол… а свою руку ему на спину, а потом стала ерошить ему волосы на затылке. Он удивлён, хотел отвести от себя её руку, но она не дала, а продолжила трогать его волосы, заглядывала ему в глаза и говорила:
— Ты сильный, Аким, и смелый…
Её запах дурманит, но Аким её не совсем понимает.
— Мурашкина, ты чего?
— Деньги вон мешками тебе дают, и это, как поняла, только задаток. А ты, наверное, уже думаешь, что Бога за бороду ухватил?
— Никого я не хватал, — бурчит Саблин; он понимает, что нужно встать и уйти, но у него ещё есть к ней вопросы.
— А я уже видела таких, как ты, — продолжает Мурашкина. — Был у меня мужчина, — она качает головой, — не мужчина, а огонь, меня любил до одури… — она обводит рукой вокруг. — Это он мне этот магазин купил, денег давал, в Норильск возил, и в Тазовский, и в Новый Уренгой. На побережье даже. Я везде с ним была. А потом… Однажды он ушёл в рейд со своей группой и больше не вернулся. Девять человек с ним были, ни один не вернулся. Никто даже не знает, где они сгинули. Ни лодок, ни снаряжения, ни тел — ничего, были люди и не стало их. А потом появился твой дружок. Ой, какой он был мужчина, так говорить умел! Смешил меня. Так подарки красиво дарил. А какой был хитрец! Думал, что умнее всех, и очень в свою удачу верил… И она его не подводила… Годами ему везло… Годами, Аким… Добывал всё, что хотел. Всё, что ему заказывали. Вот только рано или поздно удача заканчивается. Понимаешь, Аким? Вот ты удачливый человек? — она продолжает гладить его по волосам. А сама не отрывает от его лица глаз.
