Кулачник 5. Финал - Валерий Александрович Гуров
Я оглядел всё это и краем глаза заметил, как Света ёжится. Для неё это место было символом чужой жизни, в которой не осталось ни крупицы её. Пока она ютилась в съёмных квартирах, скрывалась, выживала изо дня в день, её бывший муж копил капитал и строил вот такие дворцы. Она знала цену этим колоннам и фонтанам — цену её собственных слёз и страха.
Я смотрел на эту роскошь и понимал: всё, что сияло здесь мрамором и позолотой, досталось Козлову нечестным трудом. Это богатство было выжато из людей, из чужой боли, чужих жизней. Если бы раскрыть правду, то вода в этих фонтанах могла бы окраситься в кровь — столько судеб он переломал, чтобы оказаться здесь, в этом дворце.
Охрана встретила нас ещё у машины. Высокие фигуры в чёрных костюмах, настороженные взгляды, скрытые под ухом гарнитуры. Один из них шагнул вперёд, кивнул водителю и жестом указал нам дорогу.
Перед нами раскинулась красная ковровая дорожка. Она вела прямо к массивным дверям особняка. У массивных дверей особняка нас встретили двое мужчин в строгих костюмах. Ещё двое держали список гостей и переносной металлоискатель. Лица у них были каменные, движения отточенные.
— К металлоискателю, — кивнул один из них.
Я прошёл первым. За мной — Саша. Его осмотрели придирчивее, но тоже ничего не нашли. Света вошла последней. Её обыскали, провели детектором — и она лишь кивнула охраннику, будто всё это для неё было привычно.
Мужчина со списком гостей провёл пальцем по бумаге, отыскал наши фамилии и добавленные мной два имени.
— Проходите.
Мы шагнули вперёд, и в этот момент над головой раздался гул. Ветер сорвал листья с деревьев, красная ковровая дорожка колыхнулась. Я поднял взгляд и увидел, как к площадке перед особняком снижается вертолёт. Прожекторы внутреннего освещения подсвечивали его винты.
Из вертолёта вышел Виктор Козлов. В дорогом костюме, с гордо выпрямленной спиной и уверенной походкой. Его волосы трепал ветер, но он шёл так, словно сам был хозяином не только этого дома, но и всей жизни.
Света рядом чуть дёрнулась, напряглась. Саша стоял с каменным лицом, но я чувствовал, как внутри его рвёт от ненависти.
Мы вошли в особняк. Вперёд потянулся коридор — длинный, высокий, освещённый люстрами из хрусталя. Под ногами мягко пружинил ковёр, так что шаги почти не слышались. Стены украшали картины в золочёных рамах. Не репродукции, а настоящая коллекция — пейзажи, портреты, натюрморты. Чувствовалось, что их сюда вешали лишь для того, чтобы каждый гость с порога понимал, что хозяин дома купается в роскоши.
Дальше начинался мрамор. Белый, холодный, с прожилками, так что казалось — идёшь по льду. Колонны поддерживали потолки, и всё это напоминало музей, а не жилой дом.
Мы вышли к арке, над которой висел огромный портрет Виктора Козлова. Во весь рост, в дорогом костюме, с холодным взглядом и надменной улыбкой.
— Сука самовлюблённая, — прошептала Света, в её голосе зазвенела сталь.
Я уловил в её глазах решимость. Для Светки этот вечер был вечером расплаты.
У самого входа в зал нас встретила пара администраторов. С улыбкой и вежливыми поклонами они спросили фамилии и сверились со списками.
— Ваш стол номер шестнадцать, — сказал один из них и жестом указал направление. — Приятного вечера.
Из глубины зала доносилась живая музыка. Там играл целый оркестр — скрипки, виолончели… Витька буквально во всём демонстрировал своё мнимое превосходство. Музыка звучала как будто подчёркивая, что мы пришли на парад тщеславия.
Мы вошли в зал. В глаза ударил свет люстр и звон бокалов. Мы медленно двинулись вдоль рядов. На каждом столе стояли карточки с цифрами, и я искал наш. Наш, шестнадцатый столик, оказался ближе к сцене, чем я ожидал.
Мы расселись. Света сидела тихо, почти не двигаясь, и лишь иногда поправляла парик, чтобы ни одна прядь не сбилась.
Вокруг были другие столы с гостями. Мужчины в идеально сидящих костюмах, женщины в вечерних платьях, с бриллиантами на шее. Я почти никого не узнавал. Для меня это были чужие лица. Причём лица, которые не вызывали ничего, кроме отвращения. Даже сидеть в одном пространстве с такими людьми и то не хотелось. Но ясно было, что закрытая тусовка, куда не попадёшь случайно. Здесь собрались только те, у кого есть деньги, связи и власть.
Здесь все играли свои роли — кто хозяина жизни, кто верного партнёра, кто просто «своего человека».
Я посмотрел на своих спутников и понял, что в этой роскоши мы выглядели чужаками.
Я скользил взглядом по залу, стараясь разглядеть хоть кого-то знакомого среди этих самодовольных лиц.
Заметил Марину. Она сидела за столом, куда, видимо, должен был сесть сам Витька. Она посмотрела в сторону нашего стола и приветственно вскинула руку. Конечно, приветствовала она меня, как победителя своего реалити-шоу. Знала бы эта девчонка, что за столом вместе со мной сидят её отец и мать…
Я перевёл взгляд на Свету. Она смотрела на Марину так, что у меня сжалось сердце. В её взгляде было всё сразу: и гордость, и боль, и надежда, и отчаяние. Почти тридцать лет они были разлучены, и вот сейчас мать впервые видела свою дочь живьём…
Я представил, что творилось у неё внутри. Как сердце стучало, как дрожали пальцы под столом, хотя снаружи она оставалась спокойной. Для Светки этот момент был самым тяжёлым и самым важным за все годы.
Я знал, что сейчас она готова была бы отдать всё, лишь бы Марина узнала её, взглянула и сказала одно слово — «мама».
Но момент ещё не настал…
В этом ожидании, в этой мучительной паузе, я почувствовал, что приближается развязка истории моей новой жизни. По спине пробежал холодок предвкушения. Я понимал, что совсем скоро встречусь с Виктором Козловым лицом к лицу.
Глава 20
Зал жил своей жизнью. Гул голосов сливался в единый шум. Звон бокалов то и дело прорывал общий фон, отражаясь от мраморных стен и под высоким потолком с хрустальными люстрами. Официанты скользили между столами бесшумно, охрана стояла у колонн.
Гости сидели, пили шампанское, ели устриц, разговаривали. Для них это был ещё один, просто очередной вечер показной роскоши. К хорошему быстро привыкаешь, особенно когда
