КОМ-10 (Казачий Особый Механизированный, часть 10) - Ольга Войлошникова
Мин, кажется, это тоже понял и стал аккуратнее и расчётливее. Пятился, отскакивал, припадал и неожиданно бросался вперёд, виртуозно манипулируя жалом. Его внешний магический контур сиял уже не так ослепительно и местами даже подмаргивал, но…
Неизвестно, что там дальше было бы, и как бы долго противники танцевали, если б в ситуацию не вмешалась Айко.
Мелькнув вперёд нас пулей, она с каким-то безумным японским воплем, в котором мне слышалось только «яй-яй-яй-яй-я-а-а-а-а-а!» упала в самое основание скорпионьего хвоста, приняла боевой облик и вцепилась своими сияющими когтями в кабель магического контура. Рванула! И впилась в него зубами.
— Господи, там же брильянты! — ахнула Маша. — Поломает зубы!
— Ма-ма!.. Ма-ма!.. — скандировали на заднем фоне наши отчаянные болельщицы.
Гулко бахнуло, и Айко, упорно не разжимавшая стиснутые челюсти, мгновенно сделалась похожа на огромный шестихвостый ёршик. А главный контур «Скорпиона» мигнул и погас!
— Айко, — рявкнул я, — уходи оттуда!
Сейчас она нашим только мешать будет.
Лиса поняла. Или ей так сплохело? Обмякла вся и скатилась под опоры елозящему «Скорпиону».
— Маша, льда! Дорожку!
— Даю!
Передо мной возникло идеальной гладкости полотно.
— Держись!
Мы проскользили по нему, подхватив по пути полуобморочную лису, которую я сразу закинул на загривок:
— Маша, держи!
«Вещий Олег» тут же усилил напор. Щит «Скорпиона» лопнул со стеклянным звуком, а следом на корпус, вздувая металл, обрушился сгусток усиленного новейшей пушкой ильина огня.
— Обалдеть! — сказала Мария. — Я и не знала, что Ваня так может!
Они скатились с моего загривка, и теперь Мария сидела, а Айко лежала, положив голову ей на колени.
— Это из-за пушки новой, — не открывая глаз сказала она. — Страшная вещь.
А я подумал, что действительно страшная. Как бы её после нашего выступления не запретили подобно химическому и биологическому оружию. Впрочем, всегда можно иметь набор специальных шагоходов, поставленных на консервацию. На случай, если кто-то из противников особо обнаглеет.
Подивившись высокополитическим мыслям, забредшим в мою скромную голову, я оглянулся. Бегемот докурочил своего противника, оторвав ему всё, что только можно. А вот Дашков…
ОГОНЬ И ПУСТЫНЯ
— Мишу, однако, понесло! Девочки, я туда!
Я мчался в дальний от нас угол площадки, где два огненных мага пылали живыми факелами. Сейчас они более всего были похожи на ифритов. Или на огненных элементалей из учебника?
— Илья! — наперерез бросилась Соня. — Меня возьми!
Ну, похоже, судьба моя всех девчонок сегодня покатать.
— Держись! — и спустя буквально полсотни метров: — Морозь! Лапы припекает!
Камень по мере приближения к дерущейся парочке раскалялся всё больше. От волны холода он начал сразу лопаться, стреляя во все стороны обломками.
— Это хрен с ним! — бормотал я. — У меня на лапах шкура такая, не пробьёшь, ядрёна колупайка…
В эпицентре огненной битвы камень давно расплавился до состояния лавы, прожёг песок, и воронка уходила всё глубже, а Дашков продолжал вколачивать в неё соперницу.
— Илюш, они, по-моему, перешагнули грань… — испуганно сказала Соня. — Мишка не в себе! Ты слышишь, это египтянка кричит!
Она действительно кричала. Странным голосом — словно бурлящий вулкан и шипящий на сковороде жир одновременно. Кричала в ужасе, мешая египетские слова с русскими:
— … Простите!… Отпустите!..…… Отпустите меня!… Я больше не буду! Я не буду-у-у-у! Ма-а-а-а-ма-а-а-а-а!
— Соня, холоду туда пустим — что будет?
— Не знаю, — голос её испуганно дрожал. — А если убьём?
— Мишка!!! — рявкнул я изо всех сил.
Пылающий человек обернулся ко мне, и в глазах его не было ничего, кроме чистой стихии огня.
— Мишка! Отпусти её! Она всё, сдалась.
Он что-то ответил мне, но я не разобрал ни слова.
Египтянка тем временем, поскуливая, выкарабкалась из оплывающей ямы и быстро-быстро поползла в сторону края, превращаясь из сгустка огня просто в испуганную девушку. Её зубы стучали так громко, что это костяное клацанье разносилось по всей площадке. Дашков обернулся к ней, и его рука начала вытягиваться, неестественно вырастать, намереваясь схватить…
— Мишка, прекрати! Ты же князь, возьми себя в руки!
Он слегка склонил голову, глядя на меня, как на досаждающую неприятность.
Пахну́ло жаром.
— Ты же человек! — не сдался я, хотя шерсть начала потрескивать. — Ты же друг мой! Ну же! А семья как же? Есения? Вспомни Есению, Мишка! У вас скоро ребёнок будет! — это я наобум ляпнул, лишь бы ускользающее сознание хоть за что-то зацепилось.
Пламя дёрнулось и немножко опало. Теперь он смотрел на меня, словно пытаясь вспомнить…
— Миша! Ты вспомни, как ты за ней ухаживал! Ты ж любишь её! Есению! — её имя я старался вставлять как можно чаще. — А как я к папеньке Есениному, профессору Боброву ездил, сватал тебя, а? Она же здесь, Есения, ждёт тебя вон там, у кромки. Миша!..
Ядрёна колупайка, я не помню, сколько его уговаривал. По личным ощущениям, все три дня, так я устал. И тут откуда ни возьмись вокруг появились люди — только наши, никого из египтян, кроме Джедефа. И бальзамом по сердцу — Есенин голос:
— Пропустите! Пропустите меня! Мишенька!
Вот тут пламя разом поникло и… словно всё одномоментно впиталось в Мишку! Он полез из остывающей ямы, растерянно хлопая глазами:
— Я… Господи, это что со мной было?.. Есечка…
— Чуть аватаром не стал, — со знанием дела сказал Джедеф. — В большой пустыне такое с магами огня бывает. Тебе повезло, что сумел вернуться. Очень повезло.
Есения захлопотала вокруг Мишки, а я попросил:
— Соня, подморозь подо мной землю, ноги не держат.
Она торопливо сползла с моего загривка и устроила мне прохладную лежанку.
— Могла бы, вообще-то, шкуру мне охладить, пока он тут лютовал, — проворчал я, — я чуть не свар… о-о-о-ой, шарма-а-а-ан… — девчонки-морозницы в три руки соорудили мне огромный сугроб, заставив Джедефа с ужасом перекоситься.
— А что, битва — всё? — спросил я, блаженствуя.
— Да, — негромко сказал Сокол. — Те, которых Джедеф превратил в консерву без конечностей, сдались на милость победителя. А Мина мы добили.
