Жрец Хаоса. Книга IV - М. Борзых
Теперь мне пришлось отступать, парируя удары, но не сдаваясь. Я чувствовал, как мышцы горят от напряжения, но разум оставался холодным. Вместо того чтобы блокировать очередной удар, я резко шагнул вперед, подставив плечо под клинок Юмэ. Лезвие скользнуло по коже, оставляя кровавую полосу, но это дало мне долю секунды.
Меч рванулся вверх, целясь в живот, Юмэ попыталась отпрянуть, но не тут-то было. Одной рукой я успел схватить её за запястье, а катана во второй остановилась в сантиметре от её живота.
В тот же миг холодное лезвие её второго меча коснулось моего горла.
Мы замерли настолько близко друг к другу, что обменивались не только ударами оружия, но и сердцебиением. Дыхание одно на двоих, пот, кровь. Глаза — в упор друг на друга. Лезвия дрожали от напряжения, но ни один не сделал последнего движения.
— Ничья, — наконец, прошептала кицунэ, её губы дрогнули в полуулыбке.
Я почувствовал, как её клинок скользит по моей шее, оставляя тонкую красную линию, набухшую капельками крови. Лисичка слизала их языком, что вышло у неё невероятно эротично.
— Ничья, — согласился я, вот только, чуть-чуть довернув меч, распустил поясок на кимоно, и шёлк слетел, полностью обнажив кицунэ.
Я искренне сдерживался, глядя в её вишнёвые глаза и слушая её учащённое дыхание. Каких трудов мне стоило не взглянуть ниже, особенно когда её соски терлись о мою обнажённую грудь — ведь рубашки я лишился ещё в процессе. На пару секунд мы замерли в таком положении, а после одежда на нас вновь вернулась в исходное состояние.
— Ты знаешь, если бы я не была на сто процентов уверена, что ты русский, я бы решила, что тебя воспитывали у нас. Невообразимое владение нашими ритуальными мечами… Ты показывал такие связки, которые изучают только в родовых школах. Кто тебя обучал?
Я лишь покачал головой. Если бы я имел ответ на подобный вопрос, возможно, приблизился бы к разгадке своего прошлого. Поэтому пришлось солгать:
— Я всего лишь зеркалил твои движения, пытаясь парировать твои удары и выжить всеми доступными средствами.
— Не хочешь говорить — не нужно. Я понимаю, — совершенно не так поняла мою ложь Юмэ. — Однако если когда-нибудь откроешь мне имя своего учителя, я буду считать честью обучаться у него.
Она поклонилась мне, развеяв мечи, и уселась на край скального выступа, болтая ногами в воздухе и разглядывая полигон. Сейчас здесь отражался заход солнца, небо, затягиваемое рваными лиловыми облаками, покрылось алыми всполохами. Дышалось легко и свободно, тянуло запахом степных трав с медовым летним ароматом, и слышался вдалеке мерный гул пчелиного жужжания. Этот звук никак не сопоставлялся со скалами, на отроге одной из которых мы сидели, но прекрасно дополнял картину простёршейся внизу долины.
— Хорошая тренировка, — согласилась кицунэ. — Но ты не дорабатываешь с формированием стихийных конструктов.
— Каким образом не дорабатываю? Всегда было интересно услышать взгляд со стороны.
— Как тебе сказать… Мастер всегда заметит. И заметит именно в том ключе, что ты отправляешь в бой не до конца сформированный конструкт, он не зафиксирован. То есть фактически ты создаёшь иллюзию, все ещё питаемую от себя. Тебе нужно завершить формирование, лишь тогда отправлять её в атаку. Иначе любой мало-мальски тренированный маг сможет вмешаться — либо перебить твою связь, перехватив управление заклинанием, либо рассеять его. В этом твоя слабость. Хотя потенциал… потенциал поражает. Но это приходит с опытом. На самом деле ты можешь задавить объёмами неопытного в бою магистра стихийной магии за счёт вариативности и скорости создания конструктов. Другой вопрос, что опытный боец подловит тебя именно на этой слабости.
Про себя я отметил, что действительно, так и есть. Именно эту слабость княгиня пыталась устранить, создав лично для меня артефакт закрепления. Печать. Об этом говорить Юмэ я не стал, но принял во внимание её замечание. Опять же дельное. Когда слышишь одинаковые вердикты из двух источников, их можно принимать на веру. Хотя у меня не было смысла не доверять бабушке, только сейчас я понял, что проблема незавершённости конструктов встанет передо мной в полный рост со временем не только в химеризме, но и в иллюзорной магии, и очень надеялся, что артефакт поможет мне справиться с этой слабостью.
На этом наша тренировка завершилась. Мы покинули купол, который тут же стал прозрачным. Пока Юмэ отправилась к Гору, подпитку которого я всё это время держал, позволяя полетать над полигоном, меня подозвал к себе смотритель. Он ещё раз окинул меня оценивающим взглядом и спросил:
— Ты же, вроде бы, не элементалист, насколько я помню. Но то, что вы показывали вместе с азиаткой… Это очень хороший уровень. Уверенный ранг магистра-элементалиста боевой магии. Где-то служил?
— Никак нет. Я всего лишь иллюзионист, — хмыкнул я. — Вот решили опробовать, что можно создать с помощью магии иллюзий в условиях, приближенных к боевым.
— Хорошая магия. Никогда бы не подумал, — хмыкнул он. — Передай бабушке, когда она вернётся, что нам нужно с ней поговорить.
— Хорошо. И благодарю за то, что допустили меня на тренировочную площадку, — я кивнул в уважительном поклоне.
— Да не за что, — кивнул Игнат Радимович. — На самом деле это решал не я.
На этом мы с ним распрощались и отправились обратно в столицу. Однако же азиатка попросила по дороге посетить любое отделения почтамта, чтобы она смогла отправить письмо в храм срочной магической почтой. Заняло это у неё не больше пятнадцати минут, однако же за это время я почувствовал волнение по связи с химерами. Они просили как можно скорее прибыть в особняк. Детально объяснить, что не так, они не могли, продемонстрировав лишь чью-то окровавленную фигуру у наших подъездных ворот.
* * *
Дирижабль «Громовержец» с опозданием на два часа причалил к воздушному причалу в столице Османской империи, Стамбуле. Защитные щиты просели напрочь, вследствие чего обшивка воздушного судна была иссечена следами магического шторма. Над Чёрным морем уже сутки бушевала магическая аномалия. Свинцовые тучи, прошитые молниями, вынудили дирижабль изменить курс, петляя вдоль береговой линии. Русские архимаги — Елизавета Ольгердовна Угарова, Агой Романович Волошин и Ермолай Никитич Морозов — нервно поглядывали на часы, когда их встретили османские провожатые на трёх чёрных автомобилях «Horch».
— Нехорошо, — проворчал Волошин, закуривая трубку с дурманящим восточным табаком, пока машины петляли по узким улочкам Стамбула. —
