Варяг III - Иван Ладыгин
Я вышел из дома и медленно, преодолевая боль в ноге, пошел по улицам возрождающегося Буянборга. Воздух был наполнен звоном топоров, скрипом пил, смехом детей, которые уже успели привыкнуть к новой жизни среди руин. Я дошел до причалов, где кипела своя работа. Женщины, старики и те, кто не мог держать меч в руках, плели из желтой осенней листвы и веток огромные маскировочные сети.
Среди них я сразу увидел Астрид. Она стояла на коленях среди других женщин, ее рыжие волосы, выбившиеся из-под платка, горели на солнце, словно мед. Увидев меня, она что-то быстро сказала подругам и побежала ко мне, легко перепрыгивая через канаты и бревна.
Не говоря ни слова, я протянул ей руку. Она без колебаний вложила в нее свою ладонь, и мы, не сговариваясь, пошли прочь от шумной работы, по тропинке, ведущей вдоль берега.
Мы шли молча, и лишь крики чаек да плеск воды о камни нарушали тишину. Я все еще сильно хромал, и посох глубоко вяз в сыром песке, но с каждым шагом боль в ноге отступала, уступая место странному, мирному спокойствию. Ее рука в моей была теплой и надежной точкой опоры.
— Тебе не холодно? — наконец нарушил я молчание, глядя на ее тонкую шерстяную накидку.
— Рядом с тобой? — она лукаво улыбнулась, глядя на меня исподлобья. — У меня есть свой личный костер, который греет меня изнутри.
Я рассмеялся. Ее слова были просты и лишены пафоса, но от этого становились только ценнее.
— Этот «костер» не даст тебе замерзнуть, но от ветра не спасет, — пошутил я.
— А ты прижмись ко мне крепче, вот и спасет, — парировала она, и ее звонкий смех смешался с криком чаек.
Мы дошли до старого, полуразрушенного причала, где когда-то швартовались рыбацкие лодки, и сели на скрипящие бревна, свесив ноги над темной прозрачной водой. Фьорд лежал перед нами, спокойный и величественный… Он отражал в своей чаше высокое осеннее небо.
— Знаешь, о чем я думаю, глядя на все это? — тихо спросил я, обводя рукой горизонт.
— О том, как все это защитить? — предположила она.
— Нет. Ну, то есть да, конечно… Но не только. Я думаю о том, как нам повезло.
Она повернула ко мне удивленное лицо.
— Повезло? Сейчас? Когда к городу подступает армия, а ты едва ходишь?
— Именно сейчас, — я крепче сжал ее руку. — Мы живем в мире, где все по-настоящему. Дружба здесь проверяется кровью, а не пустыми словами за кружкой эля в теплой таверне. Любовь… — я посмотрел ей в глаза, — это не томные взгляды и шепот в саду под луной. Это выбор. Решимость стоять друг за друга до конца. Жизнь здесь — это ежедневная битва за нее. А смерть… смерть всегда рядом. Она дышит тебе в затылок, и от этого каждый прожитый день, каждый миг, каждый вздох становится таким… ярким. Таким острым. Таким ценным.
Она слушала меня, не отрывая взгляда, и в ее глазах плескалось понимание.
— Я никогда не думала об этом так, — прошептала она. — Но ты прав. Здесь все честно.
Мы снова замолчали, глядя на воду.
Потом, набравшись смелости, я робко спросил:
— Астрид… А как у вас проходят свадьбы?
Она от неожиданности даже подпрыгнула на месте, а потом рассмеялась, и ее лицо озарила счастливая, игривая улыбка.
— Ох, Рюрик… Ну, и вопрос ты задал! — она покачала головой, но глаза ее сияли. — Это же целый обряд! Все начинается с помолвки. Жених должен прийти в дом к невесте и официально попросить ее руки у главы семьи. Принести выкуп. Обычно это оружие, скот или украшения.
Она устроилась поудобнее, явно наслаждаясь моментом.
— Потом назначается день. Свадьбу всегда играют в пятницу — это день Фрейи, богини любви и плодородия. Невеста… — она покраснела, — она должна принести в дом нового очага связку ключей от всех хранилищ, чтобы показать, что станет хорошей хозяйкой. А еще… ей расплетают девичью косу и заплетают волосы в косы замужней женщины. На голову надевают особый убор.
— А жених? — с интересом спросил я.
— Жених должен доказать, что достоин своей избранницы, — ее глаза хитро сверкнули. — Иногда это поединок с кем-то из родичей невесты. Иногда — состязание в скальдическом искусстве. Но самое главное… — она понизила голос до таинственного шепота, — это обмен мечами. Жених вручает невесте меч своего отца или деда — как символ защиты, которую он ей дарует. А невеста дарит ему меч своего рода. Чтобы он защищал не только ее, но и всю ее семью, ее род.
Она умолкла, глядя на меня, и в ее взгляде читался немой вопрос.
— А после? — подбодрил я ее.
— После — пир! Грандиозный пир, который может длиться несколько дней! Приносят в жертву животных, льются реки эля и меда, все едят, пьют, слушают скальдов… — она замялась и добавила уже совсем тихо: — А потом… молодых проводят в специальную комнату или в отдельный дом. И над их ложем… кладут обнаженный меч. Чтобы их первенец был сильным и храбрым воином.
Она закончила и смотрела на меня, слегка запыхавшись от долгой речи, ее щеки пылали румянцем.
Я слушал ее, завороженный. В этих обычаях, диких и прекрасных, была своя, суровая поэзия. Своя глубокая, многовековая мудрость.
— Что ж… — сказал я, глядя ей прямо в глаза. — Тогда сегодня вечером мы поженимся. И устроим пир. Пусть и не на несколько дней… Но всё же…
Ее глаза расширились от изумления, а потом наполнились таким счастьем, что моему сердцу стало тесно в груди.
— Ты… ты уверен? — прошептала она. — Сейчас? Прямо сейчас? Я могу… я могу начинать готовиться?
— Конечно, уверен! — я улыбнулся самой широкой и искренней улыбкой за последние недели. — Сколько можно ждать? Правда, я не смогу отплясывать на пиру, — я постучал посохом по доскам причала, — но, думаю, это можно простить жениху-калеке.
— О, Рюрик! — она бросилась ко мне, обвила мою шею руками и прижалась губами к моим губам. Ее поцелуй был стремительным, соленым от морского ветра и сладким от счастья. — Я так рада!
Она отпрянула, вскочила на ноги и, не в силах сдержать ликования, пустилась в пляс прямо на старых досках, раскинув руки, словно собиралась взлететь.
— Сегодня! Сегодня! — пропела она и, крутанувшись на месте, бросилась бежать обратно к городу.
Я смотрел ей вслед, и на душе у меня было светло и тревожно одновременно. Я видел, как она, запыхавшаяся и сияющая, подбежала к женщинам, как что-то им рассказала, и вся
