Фантастика 2025-184 - Олег Александрович Волков
— Я не понял, Змей, это ты что, сейчас реально мне поплакаться в жилетку решил? Типа понять тебя и простить, за все, что ты сотворил? И не только со мной, кстати… Я это так — мелочь. Вот понять только не могу, отчего у тебя такая злоба на весь белый свет? А, Ящер? Может от того, что Создатель счел тебя недостойным и не взял с собой? И тебе не удалось ступить на следующую ступень Бытия? И тебе приходится вертеться как белка в колесе… только в Колесе Сансары?
— Может, и так, — пожал плечами Ящер, сверкая черными глазами, в которых отражался огонь, — а, может, и нет. В конце концов, Он оставил не только меня, но и остальных богов-титанов, как первых, так и последующих поколений, чтобы править этим миром. Всем вместе. Только их больше нет… Хотя, с иными пришлось порядком повозиться, чтобы расчистить себе дорогу…
— В смысле? — Я изумленно распахнул рот.
— А ты что же, Хоттабыч, и вправду думал, что ты один такой единственный и неповторимый? Ты всего-навсего последний, старик. Хотя, признаюсь, со всей скопленной тобою силой у тебя был реальный шанс возвыситься до божественного уровня, сломать собственное Колесо Сансары, прервать длинную цепь перерождений и стать новым Хранителем мира, которым был до тебя этот дурак Святогор. Отгадай с трёх попыток, кто соорудил для него ту самую домовину?
— Так это ты заманил его туда? — Екнуло сердце у меня в груди.
— Воистину широка и загадочна русская душа. Как и непроходима ее глупость и наивность. До него были и другие Хранители, некоторых ты видел в пантеоне моих побед, напоив их своей кровью, и тем самым связав цепь веков. Тысячелетиями, да что там, эонами они оберегали сотворенные миры от моих притязаний… Но… Все как один, так или иначе, рано или поздно, они пали от моей руки.
— Но зачем? — прохрипел я, краем глаза отмечая, как Артема начинает колотить мелкая-мелкая дрожь.
— Чтобы вступить в свое законное наследство — для чего же еще? — удивленно округлил глаза Ящер — Ибо я и есть тот самый Змий, низвергший вас из Эдемского сада в презренные обезьяньи тела…. Ахххх… — И Ящер даже зашипел удовлетворенно, блеснув глазами, и на секундочку мне показалось что за его зубами мелькнул раздвоенный змеиный язык.
«Хоттабыч, ты слышишь меня, старый? — неожиданно раздался в моей черепушке голос Кощея. — Я скоро, я близко, я почти воплотился. Только отвлеки внимание от моего сосуда. Заговори зубы Ящеру! Он всегда был падок на пафос…»
— Это не твой ли костлявый дружок там пырхается? — неожиданно насторожился, а затем хохотнул Ящер, заметив, как затрясся Артём. — Ну-ну, пусть пробует. Силенок у него маловато со мной то тягаться. Не та весовая категория!
— Ты еще скажи, что и то самое Кромешное Проклятие тоже твоя работа?
— Угадал! — довольно ухмыльнулся Ящер. — Знатно я тогда повеселился!
Глава 24
Я взглянул в довольное лицо Ящера-Ремизова, кашлянул в кулак и, памятуя о Кощеевой просьбе тянуть время, произнёс:
— Слышь, деятель, закурить не найдётся? Привык я как-то к табачку…
— Найду, чего уж… — милостиво махнул мне рукой он. — Последнее желание приговоренного — закон. Садись, старый, в ногах правды нет.
И позади меня со скрежетом, словно прыщ на заднице, из земли вылез еще один гладкий валун. Слава Богу прохладный, иначе порты бы совсем подгорели… Хотя, чего там — кажется пора уже мне привыкать к адским сковородкам. После всего мною совершенного, вряд ли меня ожидают райские кущи. Не праведник я… Ох, не праведник!
— Ты какую марку предпочитаешь? — ехидно прищурился Ящер, силясь влезть мне в голову.
— Шутишь, парниша? — хохотнул я. — Далась мне «твоя марка». Гони «Герцеговину флор»! Если уж помирать, то, как говорится, с музыкой.
— Жаль, что мы не сошлись с тобой ранее накоротке, Хоттабыч, — словно о чём-то сожалея, покачал головой Ящер. — А может, не поздно еще? — Змей сделал вид, что задумался. — Мне такие подручные пригодились бы — вона, как ты с Кроносом и Гиперионом лихо разобрался…
На мои колени из воздуха хлопнулась пачка «Герцеговины флор» и коробок спичек. Я неспешно ее вскрыл, поднес сигарету к носу, с наслаждением втянул в себя тонкий, ни с чем не сравнимый аромат. Мимоходом скосил глаза на Артема. Тот, слегка подрагивая всем телом, продолжал стоять соляным столбом.
— Надо было сразу предложить тебе «на откуп» твой родной мир, а не тянуть всю эту волыну, — вынимая из кармана золотой портсигар и тоже закуривая, рассеянно вздохнул Ящер. — Но, Святогор вот не хотел сотрудничать… И Кощей твой — тоже…
— А чего так? — выпуская ароматную струю дыма, делано удивился я.
— А ты думал, этот Костлявый с тобой просто так носился? По доброте душевной? Как бы ни так! — хохотнул Ящер. — Вообще-то, это Кощей должен был стать наследником Силушки Святогоровой.
— И чего ж тот не отдал?
— Да вот не захотел. Не знаю, отчего, — пожал плечами Ящер. — Ну, и пустился Кощей твой во все тяжкие… Сам решил Силушку искать. Сколько смертных на Руси извел в своих изуверских экспериментах, даже мне завидно. Ну, а уж подкинуть ему с Василисой мыслишку заглянуть на проклятую к тому времени мною Кромку, было проще простого. И ведь он почти пошел до Древа Жизни в своих исканиях. Смышленый, гад, куда как умнее Святогора! Но вот только стал наш «хозяин жизни», владыкой Смерти.
И Ящер мелко и противно захихикал.
— Погоди, а тот, второй, от которого я как колобок, без рук, без ног, но убёг — разве не настоящий Кощей? Колись, раз пошла такая пьянка?
Ящер презрительно фыркнул.
— Это, как раз, и есть его Кромешное, искаженное отражение, которое он отторг, испугавшись последствий. Лживое, вероломное, но не имеющее настоящей Силы. На кой мне был этот изломанный осколок? Вот так и получилось: Святогор в домовине, Кощей в яйце, а Сила, хоть и близко, да не достать. Вот и пришлось после смерти привлекать тебя, убогого старика, не имеющего за душой ничего, кроме глупой жажды справедливости. На Руси-то испокон веков таких-то дурачков на сто лет вперёд припасено. Или ты думаешь, что сам в Рипейские горы к Святогору попал?
— Так значит, все это — ты? — пораженно прошептал я. — И даже те утырки в подворотне, тоже ты?
— Ну, а как же? — Блеснул треугольными змеиными зубами Ящер. — Иначе, ты бы тихо скопытился, старый, в своей квартирке, и не была
