Ключ Руна - Александр Изотов
— Ты княжну видел, Лев⁈ — рык воеводы ворвался в будку сквозь щель, едва не взвихрив волосы оцепеневшего от ужаса смотрителя.
Тот, побледнев, как вцепился в свой журнал, так и хапал ртом воздух. За весь день, кроме Грецкого и тех двоих, и вправду никто не проходил, но теперь, видя ярость воеводы, Лев Геннадьевич и сам был не уверен.
— Княжна, спрашиваю, проходила на гору сегодня⁈ — не дождавшись ответа, орк распахнул дверцу, вырвав крохотный шпингалет, — Ты глухой, что ли⁈
— Не… не… не…
— Боров ты слепой! — воевода хватанул журнал со стола и с грохотом закрыл дверь, отчего та заклинила, протиснувшись за косяк.
Лев Геннадьевич успел разглядеть, что воевода был в полном боевом облачении, со своим знаменитым двуручным клинком, рукоять которого торчала у него из-за спины.
С Платоном Игнатьевичем, приехавшим в роскошной яроходной карете белого цвета, с искусно выполненной конской головой на вытянутом носу, был целый отряд в десять конных всадников, также одетых в чешуйчатые кольчуги. В основном орки, но были среди дружинников даже эльф и человек.
— Грецкий? А он какого… И всё⁈ — донеслось разъярённое от воеводы, — Бесполезные писульки!
— Лев — Видящий, но он больше по волшбе гномов, — заступился за смотрителя кто-то из воинов.
— Тебя не спросил!
— Но его сам господин барон сюда посадил…
— Да⁈ Ну так и воткнули бы его в часовую башню, а здесь толку как от козла молока!
Верёвочка, перекрывающая проход на мост и продетая в стенку, с треском вылетела из будки наружу, и смотритель только съёжился. В таком гневе он Платона Игнатьевича ещё не видел.
— Барон будет недоволен, Платон.
— А за княжну он что, в щёки меня расцелует⁈ А ну, цыц разговоры! По коням!!!
Словно страшный сон, Лев Геннадьевич наблюдал, как по мосту уносятся белая карета и конный отряд. Ох, не тот он день выбрал, чтобы втихомолку пропустить странную парочку.
Да и вообще, всё из-за этого Грецкого… Вот как знал, нельзя было его пускать.
Кое-как очнувшись, смотритель попробовал открыть дверь. Подёргал, потом навалился, затем с жалобным криком всё-таки выбил плечом. И, охая и ахая, стал разыскивать свой журнальчик.
Он нашёлся за будкой, помятый и едва не улетевший по склону в реку — ветер так и трепыхал страницы. Обняв находку, Лев Геннадьевич просунул обратно верёвку, потом вернулся в покорёженную будку, кое-как аккуратно пристроил дверь на место и, усевшись, стал ждать свою судьбу.
Вырывать странички или что-то поправлять в журнале он бы и в жизни не рискнул.
* * *
Судьба вернулась всего через пару часов, когда солнце уже почти коснулось горизонта. Лев Геннадьевич теперь таращился на мост так, что у него глаза пересыхали от напряжения.
Поэтому яроходную карету, на всех парах чадящую жёлтой гномьей волшбой, эльф заметил сразу, как она появилась из лесу на том берегу.
Карета пролетела мимо не останавливаясь. Воевода, мрачный как туча, молча скакал на лошади следом, а кто был в карете, Лев Геннадьевич разглядеть не смог. Только увидел за занавеской на дверце отсветы зелёной волшбы, свойственной Врачующим яродеям. Так близко эльф хоть чуть-чуть, но мог видеть другую волшбу.
Дальше проехал весь конный отряд и, слава Богу, эльф насчитал столько же воинов, сколько было и раньше. Вот только среди скачущих всадников, кажется, теперь был ещё и слуга Грецкого, старенький щуплый орк.
У смотрителя заиграли на спине мурашки, когда замыкающие всадники пронеслись, протащив за собой по земле пару пыльных мешков, прицепленных верёвками к стременам. Следом за мешками на дороге оставались характерные тёмные пятна, но Лев Геннадьевич даже не рискнул выглянуть, чтобы разглядеть их в вечерних сумерках.
Его смена заканчивалась утром, и эльфу что-то вообще расхотелось покидать свой пост до самого рассвета. Ему вообще было непонятно, промахнулась судьба мимо него или нет.
* * *
Я видел сон, где меня преследовали гномы…
Странные такие гномы, зелёные, с чёрными косичками, заколотыми красными черепами. Они, включив свою волшебную неоновую подсветку под ногами, метают в меня по земле солнечные зайчики, всё время промахиваются, и посылают «к эльфячьей бабушке».
Я пытаюсь уехать от них на своей карете, но у той всё время отваливаются колёса, куда-то убегает лошадь, а Захар то и дело срывается следом за ней.
Но повозка даже без колёс всё равно несётся, неожиданно мягко покачиваясь подо мной и подскакивая на ухабах, и со всех сторон на ней висят гномы. Уцепившись за борта, они трясут её, пытаясь развалить, и то и дело пытаются дотянуться до меня. Только не чтобы ударить, а чтобы просто ткнуть пальцем… И на кончиках их пальцев я вижу тот чёрный символ, но всё так мельтешит и трясётся, что никак не могу его разглядеть.
Я слышу далёкий крик позади, и вижу, что Дарья несётся следом, всего в шаге позади, но никак не может догнать. И я бы рад протянуть ей руку, но никак не могу двинуться — каждое касание гномов словно парализует меня.
Так мы и ехали — я трясусь в повозке, в меня тычут пальцами гномы, а следом несётся красивая орка, и её косы подпрыгивают на плечах…
И проснулся я, когда карета вдруг остановилась.
* * *
Кажется, в этот раз моё пробуждение было самым приятным. Нет, конечно, если бы под рукой оказалась любимая женщина, было бы вдвойне приятнее, но и так, сидя на чём-то мягком, сойдёт.
Я едва разлепил глаза и некоторое время пытался понять, где нахожусь. Какой-то белый салон то ли автомобиля, то ли… Ну да, это же карета, только с крышей, с белой велюровой отделкой, и с мягким освещением.
Не сразу я понял, что от меня убрал руки какой-то незнакомый орк, сидящий на сиденье напротив. Худой и лысый, с проницательным взглядом, одетый в бежевую хламиду, он отвёл от меня ладони, на которых на зелёной коже только-только погасли руны, горевшие ярко-кислотным изумрудным цветом.
— Я сделал всё, что мог, милостивая княжна, и даже больше, — устало сказал он.
Только тут я разглядел, что рядом с ним сидит Дарья. Ростовская смотрела на меня странным взглядом — одновременно и напуганным, и злым.
Затем дверца открылась, и орк в хламиде вылез. Дверца не закрывалась, и Дарья, глядя
