Придворный Медик - Алексей Аржанов

И что-то мне подсказывает, будто злится он на меня. Похоже, сработал мой запасной план защиты от увольнения.

— И как это понимать, Павел Андреевич? — сложив руки на груди, спросил он. — Почему в коридоре стоят пять человек, которые якобы явились к вам на приём?

Значит, Анна Николаевна Шолохова, которую я вчера лечил от герпеса, всё же сдержала своё слово. Изначально я планировал, что она пришлёт ко мне своих знакомых, и это принудит Гаврилова дать мне добро на приём пациентов.

Затем план изменился. И я ожидал этих людей, чтобы сохранить своё рабочее место. Какой смысл увольнять востребованного лекаря?

Но обе проблемы уже решены, и теперь появление этих пациентов — это лишь соль на рану Гаврилова.

— Понятия не имею, откуда они взялись, Евгений Кириллович, — пожал плечами я.

Но он прекрасно понимал, что я вру. Только сил спорить со мной у наставника уже не осталось.

Гаврилов закатил глаза, затем подорвался с места к своему шкафу и принялся скидывать халат.

— Значит так, Павел Андреевич, сегодня ваш пробный полёт. Я ухожу домой. Ключи от кабинета оставляю вам, — переодеваясь, говорил наставник. — Все сегодняшние консультации внесите в компьютер, я завтра с ними ознакомлюсь. Ключи верните в регистратуру! Смотрите домой их не унесите.

Он меня совсем, что ли, за слабоумного держит? Впрочем, меня его мнение не сильно беспокоит. Скоро он поймёт, что я могу лечить пациентов не хуже него.

Гаврилов покинул свой кабинет, я расположился за его столом и наконец-то почувствовал это приятное ощущение предстоящего приёма. Всё-таки я добился своего. Даже быстрее, чем думал.

Что ж, начнём!

И я крикнул:

— Кто первый, проходите!

* * *

— Ведите следующего! — прокряхтел главный дознаватель Биркин, а затем постучал себя кулаком по груди и громко откашлялся. — Проклятая мокрота!

Чувствовал Аристарх Иванович себя отвратительно, как и всегда. Ему было всего тридцать пять лет, но своё здоровье он посадил уже давно. Всему виной патология лекарской магии, с которой он родился.

Отец всегда относился к Аристарху как к бастарду, поскольку вся семья владела лекарской магией, а его младший сын… управлял ей несколько иным образом.

Несмотря на изувеченные магические каналы, он всё же устроился работать в клинику, но так и не смог вылечить ни одного пациента. Каждый, кто попадал к нему на приём, покидал кабинет ещё более страдающим, чем ранее.

Однако он смог найти место, где мог с лёгкостью раскрыть все свои таланты. Кто может каждый день мучить и истязать людей? Конечно же имперский дознаватель. Врагов у государя много, а тайн они скрывают ещё больше.

В камеру, которая служила Биркину кабинетом, завели скованного Антона Шутова. Убийцу, которого совсем недавно поймали на территории императорского двора.

— Ах! Антошка! — улыбнулся Биркин. — Я уже совсем забыл, что назначил тебе повторный приём. Ну, расскажешь мне что-нибудь новое?

Шутов лишь медленно помотал головой. Зелья, которым накачал его Аристарх, всё ещё действовали. Соображал пленник туго, но стоило ему осознать, что его снова привели в пыточную камеру, как его сознание тут же протрезвело.

— Я ведь сказал вам, что больше ничего не знаю! — воскликнул Шутов. — Вы ведь давали мне зелья! Значит, должны понимать, что я уже выложил всё подчистую. Так зачем же меня ещё и пытать?

— Тихо! — рявкнул Биркин и воспользовался лекарской магией, чтобы повредить сухожилия Шутова. Убийца рухнул на колени. Всё его тело трясло. Аристарх понимал, что его пленник уже тысячу раз пожалел, что взялся за убийство Булгакова.

И Биркин упивался его сожалениями, как дорогостоящим вином.

— У меня к тебе остался всего один вопрос, — сказал Аристарх и присел напротив Шутова. — Меня очень заинтересовал тот шрам, который ты мне описал. Скажи ещё раз, как он выглядел?

— Ш-шрам на шее у Булгакова? — уточнил Шутов.

— А у кого же ещё, чёрт тебя подери⁈ — прокричал Биркин. — Шрам! Как он выглядел⁈

Интерес Аристарха был исключительно научный. Он знал о шрамах всё. За время своей службы в роли дознавателя ему довелось повидать шрамы всех мастей. Но то, что описал Шутов, его особенно заинтересовало.

Он даже не стал вносить в протокол информацию об этой отметине на теле юного лекаря. Не захотел делиться этими знаниями со службой безопасности. И на то была своя причина.

— Шрам проходит прямо под гортанью, — начал описывать Шутов. — Судя по форме рубца, он очень глубокий. Я ещё удивился, когда мне прислали описание цели. Не бывает таких шрамов у живых людей. Но у Булгакова такой и в самом деле есть.

— Значит, ему пересекли трахею? — возбуждённо щёлкая пальцами, спросил Биркин.

— Д-да, — кивнул Шутов.

— И сонные артерии?

— Скорее всего. Я не уверен.

— Хм… — Биркин вскочил со стула и принялся ходить взад-вперёд по своей пыточной камере. — Интересно…

Ему жуть как хотелось осмотреть шею Булгакова лично. Именно поэтому он и не стал докладывать об этом шраме Коршунову. Зачем ему лишняя информация? Меньше знает — крепче спит.

Это болван и так чуть не арестовал Булгакова. Только если бы он сделал это без оснований, лекарь миновал бы камеру пыток. Его бы отправили в другой отдел. А Биркин этого не хотел.

— Что ж, мой дорогой друг, — бросив на пленника недобрый взгляд, улыбнулся дознаватель. — Кажется, в прошлый раз я не испробовал на тебе ещё несколько своих техник…

— Лучше убейте меня! Убейте! — запаниковал Шутов.

— Убить? С ума сошёл, что ли? — усмехнулся Аристарх. — Я что, по-твоему, похож на палача? Не переживай, тебя в любом случае казнят. Но до этого момента ты — мой.

* * *

Кажется, я совершенно случайно раскрыл одну из придворных интриг.

Первым же пациентом, зашедшим ко мне на приём, оказался молодой стражник. Видимо, совсем недавно выпустился из военной академии. И каково же было моё удивление, когда я обнаружил на его губах герпес.

В целом ничего удивительного. Санкт-Петербург не славится хорошей погодой. Влажно, постоянно дует холодный ветер. Иммунитет падает на «раз, два».

Но всё же странное выходит совпадение. Ведь этого пациента прислала ко мне госпожа Шолохова. А если вспомнить, как она испугалась, когда я ей сообщил, что герпес может передаваться через поцелуй…

Ай-яй-яй, Анна Николаевна. Значит, она и вправду волновалась не за своего мужа.