Тяжёлая реальность. Калейдоскоп миров - Хайдарали Мирзоевич Усманов
“Они появляются, когда металл вспоминает своё рождение.”
Для Кирилла всё это звучало как поэзия, но он знал, что в таких текстах прячутся фрагменты фактов. Возможно – система защиты, автономный страж, унаследовавший от Левиафанов принципы их живых технологий. Он записывал, что это “биоактивная структура с элементами самообучения”, а в скобках, как человек, не забывший старые фильмы, добавил:
“Или ИИ с комплексом Божества.”
Он помнил, как в тех историях о далёких Галактиках, воины Света и Тьмы пользовались силами, которые могли жить в людях – и не только. Может, Левиафаны действительно создали нечто подобное – жизнь из энергии, отпечаток в пространстве, настолько плотный, что она не угасает даже после гибели хозяев. Магия, если назвать по-старому. Или полевой интеллект, если говорить языком техники. Но чем глубже он копал, тем холоднее становилось в отсеке. Некоторые руны на проекциях начинали тускнеть, как будто не хотели, чтобы их читали. А на одной пластине, уже почти выцветшей, он различил едва заметные, сгоревшие слова:
“Они не любят, когда их называют. Тень знает звук своего имени. И если ты его произнёс —она знает, где ты.”
Кирилл выругался тихо, сквозь зубы, и потёр виски. Это было слишком поэтично для гномов. Те редко прибегали к метафорам. Но слишком последовательно, чтобы быть простым суеверием.
Тяжело вздохнув, он пролистал дальше – отчёты экспедиций, попытки вскрытия “мертвых” хранилищ, которые приписывали Левиафанам. В одном случае вся группа погибла – приборы зафиксировали резкое падение температуры и разряд поля, будто кто-то “высосал” энергию из самого воздуха. В другом случае запись просто обрывалась. Только последние слова дневника оставались:
“Темнота двигается. Я не уверен, что она видит нас глазами…”
Он закрыл проекцию. И потом долго сидел в тишине, чувствуя, как где-то в глубине черепа пульсирует тонкий страх. Не паника. А холодная, сдержанная тревога, знакомая исследователю, когда он понимает, что между цифрами и легендой пролегает не миф, а нечто реальное, просто слишком старое, чтобы вписаться в логику.
Устало покачав головой, Кирилл медленно поднялся, и взглянул в экран, что заменял практически всю стену, и сейчас заменял ему иллюминатор. Из-за транслируемого изображения казалось, что прямо за ним плыл медленно вращающийся пояс астероидов, и каждый фрагмент отбрасывал в черноту короткую, колеблющуюся тень. И ему вдруг показалось, что одна из них… Не исчезла, когда астероид ушёл за свет звезды. Она будто осталась там, слегка дрожа. Точно ждала – пока кто-то назовёт её по имени.
Вернувшись в кресло, Кирилл откинулся на спинку кресла и долго сидел, глядя в дрожащий свет голограммы. Казалось, символы на кварцевых пластинах не просто мерцали – они пульсировали, будто дышали. В голове стоял гул, от которого мысли путались, как провода в старом машинном отсеке. Он моргнул, несколько раз провёл ладонями по лицу и глубоко выдохнул – с тихим, усталым смешком, больше похожим на нервный тик.
– Начинается. – Глухо пробормотал он. – Так я скоро начну видеть тени, разговаривающие со мной.
Внутри помещения стояла тяжёлая, вязкая тишина. Только лёгкое потрескивание старого терминала нарушало её, как дыхание в мёртвом отсеке. Кирилл потёр глаза, чувствуя, как ломит виски. Нервы звенели от перенапряжения – слишком долго он сидел, уткнувшись в древние записи. Слишком много вглядывался в строки, где прошлое пахло смертью и холодом. Но всё же он не выключил проектор. Любопытство – или скорее упрямство – сейчас было в нём сильнее любого возможного страха. Так что он продолжал читать. И чем дальше уходил в глубины этих легенд, тем более реальными они становились. Один фрагмент, написанный на старом гномьем диалекте, рассказывал:
“Не иди один. Тень любит одиночество. Она ищет того, кто отстал. Кто не слышит шагов своих спутников. Когда она касается – воздух становится вязким, и кажется, будто на плечах оседает пепел. Тогда уже поздно. Она входит внутрь, как дыхание, и разрывает плоть изнутри.”
Кирилл остановился на этих строках. Они резали воображение, будто лезвием. Он представил – пустой коридор древнего корабля, гул воздуха, шаги одиночного исследователя, и вдруг – лёгкий вздох, почти неразличимый звук, как будто пыль пошевелилась. И… Человек падает… Без крика… Без борьбы… Только потом – крик… Но уже внутри.
Он пролистнул дальше. Каждый следующий отрывок становился всё более и более пугающим – будто авторы сами теряли способность различать границу между физическим и мистическим. Так как в одном тексте говорилось, что тела погибших невозможно было изучить. Их ткани были буквально измельчены, словно что-то размололо их изнутри в порошок… В другом – что на коже пострадавших оставались многочисленные следы, похожие на крошечные узоры, будто миллионы невидимых существ прошли по телу, или даже сквозь него.
И наконец, в одной из самых древних плит, вся покрытая трещинами и пятнами старого окисленного серебра, он наткнулся на короткую запись:
“Мы видели их. Это не дым, не тень. Это – песок, что живёт. Песок, что движется как рой, поёт беззвучно и пьёт свет.”
Кирилл замер. Песок. Чёрный песок. Но при этом ещё и живой! Он медленно выпрямился, и что-то в его взгляде изменилось. Теперь в нём была не тревога, а осознание. Ведь сейчас перед ним постепенно выстраивалась цепочка. Все эти описания – дымка, ощущение холода, смерть изнутри, отсутствие тел – всё это не мистика. Это – технология. Если отбросить мифы и ужас тех, кто писал, останется закономерность. Микроскопические механизмы. Наноботы.
– Не духи… – Прошептал он, глядя на пластины. – А действующая охрана.
Он уже не просто гадал. Он точно видел, как всё сходится воедино. Левиафаны владели технологиями, способными менять материю на уровне атомов. Что, если их “тени” – это не просто защитная система, а целые рои микроскопических машин, спроектированных для того, чтобы уничтожать всё чужое, что приблизится к хранилищу или кораблю?
Пытаясь осмыслить такую догадку, он включил вспомогательный интерфейс, и начал вводить заметки, в которые вписывал то, что понял из всех этих записей, попавших в его руки. И первой шла основная гипотеза о том, что те самые легендарные "Тени" – всего лишь фрактальные наноструктуры, сохраняющие активность без центрального управления. И их основная функция заключалась в локальной защите объектов Левиафанов. Особенностью могло быть то, что они объединяются в полевые образования, реагируют на тепло, движение, и даже, вполне возможно,
