Шарлатан 4 - Квинтус Номен
Сам я заниматься больше этим делом все же не стал, а постановку задачи возложил на старшекурсников института системного анализа. Им же всего два семестра отучиться осталось, как раз тема для дипломного проекта подходящая получается.
Июль в этом году был сухим (то есть дожди всего два раза прошли, разве что один был чуть ли не тропическим ливнем) и теплым. Очень теплым, начиная с пятнадцатого температура днем держалась в районе тридцати — так что уборочная в области началась несколько раньше обычного. Ну и закончилась тоже раньше, если про зерно говорить. Так что у меня осталось больше времени на подготовку отчета, который я пообещал сделать товарищу Сталину. Мне отчет самому очень понравился: на показательном поле Грудцинского колхоза было собрано по сорок одному центнеру пшеницы с гектара, а на втором, «менее показательном», то есть где камышовые пеллеты не запахивали, возле той самой деревушки Бочеево, собрали чуть больше чем по тридцать два центнера. Там в землю просто торфа много добавили и перепахали поле больше чем на полметра в глубину — и, опять же, с удобрениями все правильно сделали. Точнее, даже «больше чем правильно», на эти сорок примерно гектаров еще поле за лето три раза раствором карбамида с самолетов опрыскали. Ну и с навозом тоже не поскупились, но, как мне Валька сказала, основным «почвоулучшающим» моментом там было то, что после всей пахоту и подготовки почвы «вообще» в прошлом году там еще и рожь посеяли в качестве сидерата. Она мне еще рассказала, какими матюгами ее специалистов местные мужики крыли, когда они эту рожь в июне начали перепахивать — а вот теперь, после уборки зерновых, тамошние мужики прислали в институт целую делегацию, чтобы «за прошлогоднее извиниться» и привезли биологам целый грузовик подарков. Простеньких, крестьянских — но от души.
Я все это в отчет тоже включил (ну, кроме матюков, конечно, хотя и отметил, что «колхозники были недовольны»), а так же отметил, что в этом году сразу после завершения уборочной страды местные крестьяне сами бросились поля «по агрономической карте» перепахивать и сами же приготовились и оставшиеся поля сидератами засеять. А еще отметил, сколько потребовалось самолето-вылетов, сколько ушло органических и химических удобрений, сколько бензина и масла при обработке полей сожгли — и в конце указал, почем нынче пшеничка на таких полях получается. Причем, поскольку результату я и сам не поверил, все это трижды пересчитал, но оказалось, что и в первый раз не ошибся: зерно в нашем районе получилось на четверть дешевле, чем, скажем, на Полтавщине…
Вообще-то я отел отчет этот товарищу Сталину лично доставить, но пришлось его отправить через Светлану Андреевну: Лиле как-то внезапно поплохело. То есть, по нашим прикидкам, ей вроде уже и рожать время настало, но как-то у нее «не рожалось» — и врачи решили, что это не очень хорошо. И забрали ее в районную больницу, где она провела почти две недели, действуя мне на нервы. То есть не она мне действовала, Лида как раз мне каждый день (утром и вечером, а часто и в обед, когда я прибегал ее навестить с работы) как раз говорила, что у нее все хорошо и чувствует она себя великолепно — а вот врачи с таинственными мордами сообщали, что «они за пациенткой Кирилловой внимательно следят и если что, то меня сразу же и известят». А вот о чем известят — молчали как рыба об лед, делая морды еще более таинственными.
А шестого сентября у меня случился сразу «тройной праздник». То есть один случился именно у нас: родился мальчик Василий. Он в ночь на шестое родился, и мне об этом врачи из больницы сказали, когда я снова с утра пораньше жену навещать прибежал. Но к Лиде не пустили, а когда я вернулся домой, меня буквально на пороге ждала Ю Ю: оказывается, через нее Светлана Андреевна передала мне ответ от товарища Сталина, в котором он меня за подробный отчет благодарил. Ну что, тоже приятно…
Ну а третий праздник начался, когда я все же на работу (хотя и с полуторачасовым опозданием) пришел: позвонила Зинаида Михайловна (как мне сказали, уже в четвертый раз за утро) и сообщила, что «началось заполнение Варежского водохранилища». Там пока всего четыре гидроагрегата успели смонтировать, так что придется еще пару дней подождать пока воды сколько нужно закачают, но станция-то заработала!
На полную мощность станция заработала только к ноябрьским, но вот что в стране и мире произошло между шестым сентября и седьмым ноября, я себе представлял довольно плохо. Мне вообще не до этого было, потому что мое состояние в этот период модно было охарактеризовать как «тихое помешательство». Лида, когда я ей как-то в третий раз подряд принес «завтрак в постель», даже пожаловалась на это Ю Ю (которая почти каждый день приходила, чтобы «провести семинар со своей студенткой», но та жену мою обсмеяла и сообщила, что «у тебя-то муж наиболее нормальный среди всех, кого я знаю». И долго рассказывала, что ее супруг творил, когда у нее первый ребенок родился…
Причем рассказывала она все это в моем присутствии, и, откровенно говоря, мне рассказ немного помог: я как бы со стороны на себя посмотрел и понял, что надо постараться стать все же более адекватным. А тут и работенка новая подвалила: в институт прислали «для пересчета» обновленный план следующей пятилетки. В нем действительно кое-что серьезно поменяли, но мне понравилось больше всего то, что поменяли не только планы министерств, но и структуру Центрального Комитета партии. По крайней мере, отдел по развитию химической промышленности в нем ликвидировали (как и пяток других «промышленных» отделов). А мне пересчитывать нужно было не сами обновленные планы (в которых, в частности, расходы на развитие химпрома почти втрое сократили), а «последствия» утверждения этих планов. И особенно — последствия очень ускоренного развития энергетики.
Все же Зинаида Михайловна своего добилась: у
