Ветер перемен. Книга пятая - Александр Заречный
— С этим спорить не буду. — согласился Высоцкий и обратился к жене: — Мариночка, будь добра, посмотри — не затаилась ли где-нибудь у нас бутылочка шампанского? За такую прекрасную пару мы просто обязаны выпить чего-нибудь более благородного, чем сермяжная водка!
Влади молча вышла на кухню и почти сразу вернулась с бутылкой французского шампанского.
Высоцкий взял бутылку из её рук и ловко открыв, наполнил два бокала:
— Предлагаю остальным удовольствоваться чисто символическим маканием губ в этот божественный напиток. Незачем зря переводить добро. Наши лужёные глотки всё равно не оценят.
— Да нам и вприглядку будет достаточно! — махнул рукой Золотухин и потянулся за бутылкой водки. — Я своей родимой не изменю! Кому налить?
— Что значит "кому"? — возмутился незнакомый мне кругленький человечек очень интеллигентного вида. — Наливай всем, не спрашивая!
Ну да, традиции нужно чтить. Интересно, как быстро они дойдут до сакраментального : " Ты меня уважаешь?"
— Присаживайтесь, гости дорогие! — приобнял нас с Габриэль Высоцкий. — Не стесняйтесь! Отведайте, что бог послал.
Я посмотрел на стол и непроизвольно скривился. С самого детства я отличался повышенной брезгливостью. Уродился таким. Хотя это было довольно странно — жилищные условия, как бы к этому не располагали. Особенное отвращение у меня вызывали праздничные столы на конечном этапе гуляний, когда все блюда были уже разворочены, стаканы и рюмки источали мерзкий алкогольный запах, кое-где на скатерти алели красные пятна от пролитого вина, а гости — родственники отца — норовили обмазать своими мокрыми губами моё лицо. За таким столом я не то что есть, просто находиться не мог из-за позывов рвоты. И вот сейчас мне предлагали "насладится" слегка поддатым обществом и откушать яств, в которых уже ковырялись. Картину завершали несколько пепельниц с вонючими окурками, стоявшими здесь же, среди тарелок. Я взглянул на Габи и увидел ужас в её глазах. Ну, с ней, выросшей в образцовой и чистоплотной немецкой семье всё было ясно, но откуда у меня это неприятие пьяного бардака?..
— Ой-ёй-ёй, да они брезгуют! — с мерзкой улыбкой протянул "круглый" интеллигент, заметив наше переглядывание. — И откуда мы такие нежные?..
От его слов, сказанных пренебрежительным тоном и особенно от снисходительного взгляда мне кровь ударила в голову. Случается со мной такое...
— Оттуда откуда и все, — ответил я посмотрев в глаза "интеллигенту". — Только не все выходят одинаковыми.
— Вы, значит, улучшенная модель? — "интеллигент" смотрел с явной неприязнью.
Интересно , он из тех , кто всегда после пары стаканов водки начинает искать приключения или просто сегодня я неудачно попал?
— Водку не пьёте, едите с крахмальных скатертей и на крахмальных же простынях почиваете? А мы люди не гордые, нам и газетка сойдёт и самогон из бульбы... — продолжал он, сверля меня взглядом.
— Ну и гордится тут нечем! — я чувствовал, что меня уже понесло и надо бы остановиться...
— Лёва, ты чего набросился на молодежь? — Высоцкий положил руку на плечо "интеллигента". — Не всем же водку, да самогон литрами хлебать — на всех не хватит! Давай, разливай уже! Забери у Валеры бутылку. Ты, как доктор, делаешь это исключительно точно. Ни на грамм никого не обделишь!
Лёва с готовностью забрал из рук Золотухина бутылку и с довольной улыбкой быстро и сноровисто разлил её всю по стаканам. Действительно, дозы во всех были абсолютно одинаковы.
Доктор? Уж не тот ли, который совсем скоро подсадит Высоцкого на наркотики и этим сведёт его в могилу?
— Настоящий мастер! — похвалил доктора Золотухин и взял ближайший стакан. — За что пьём?
— А пусть гости предложат тост. — неожиданно сказал Говорухин. — А то вот девушка молчит всё время. Вы же из Германии, если не ошибаюсь? Что у вас обычно говорят за столом?
— Желают здоровья, — ответила Габи. — Только я не думаю, что от водки оно прибавится.
— Да что ж такое!? — шутливо возмутился доктор. — Сами не пьют и нам не дают!
Он первым засмеялся своей шутке, оглядев всех, предлагая присоединиться.
— А вы я вижу доктор алкогольных наук, — не удержался я. — лечите, наверняка исключительно алкоголем? Или применяете кое-что покруче?
Габи слегка сжала мою ладонь под столом, словно пытаясь удержать: «Не заводись…»
Валерий Золотухин хохотнул, а Говорухин посмотрел с удивлением.
А вот в глазах доктора мелькнуло, что-то такое, что мне не понравилось. Неужели действительно он?
— Лёва мой спаситель! — Высоцкий обнял его за плечи. — Что бы я без тебя делал, а , Леонид?
— Жил бы долго! — неожиданно даже для самого себя, сказал я.
Над столом повисла оглушительная пауза.
— Что ты сказал? — первым пришёл в себя Говорухин.
— Правду, - холодно ответил я. — Владимир Семёнович убивает себя, а доктор — помогает. И у них таки, получится! А вы, друзья, всё видите и вместо того, чтобы остановить это медленное самоубийство, подталкиваете друга к могиле.
— Что ты такое несёшь? — медленно проговорил Высоцкий. — Ты, пацан, что ты в этом понимаешь? Что ты вообще понимаешь в жизни?
— Не меньше вашего, — меня было уже не остановить. — А может и больше. Поэтому говорю открыто, то, что думаю. Вы сами понимаете, что пить вам нельзя. Это ведь не сегодня началось. С юности вы тянулись к "крутым" компаниям, где пили без удержу. Повезло выкарабкаться, вы стали выше улицы, стали легендой. Но привычка осталась, и теперь она вас сожрёт. Почти каждая подобная пьянка превращается в запой. Из которого ваш "друг" -доктор, помогает выходить с помощью "волшебного порошка". А потом будет и "волшебный укол"... Так, ведь, доктор? Но если вы врач, то должны знать — это ваше "лечение" заканчивается смертью. Или не знаете?
Обвиняя доктора, я немного рисковал, так как не помнил точно, когда Владимир Высоцкий плотно подсел на морфин. Вернее, когда его подсадил "друг-доктор". Но мелькнувший страх в глазах этого эскулапа сказал мне многое...
Марина Влади тихо, почти себе под нос, сказала по-французски:
— Enfin, quelqu’un qui ose…
— Что? — Высоцкий резко повернулся к ней. — Опять по-французски? Что ты там сказала?
Она пожала плечами:
— Наконец-то кто-то осмелился... — нехотя перевела она.
— Это правда, Лёва? — глядя с прищуром на доктора, проговорил Говорухин.
— Да врёт он всё! — взвился доктор.
