Парагвайский вариант. Часть 1 - Олег Воля

☐ Остаться частью единой Аргентины. Пусть правит нами Буэнос-Айрес, а мы будем безропотно служить ему.

Уголки губ снова поползли вверх. Карлос сам формулировал вопросы — и, конечно же, делал их максимально манипулятивными. В результатах голосования сомневаться не приходилось. Тем более что население уже несколько месяцев агитировали специально обученные агитаторы. Несчастный брат Хосе со своей сломанной рукой как раз и курировал это важное дело.

— Очень хорошо, Доминго. Начинай рассылку приглашений к депутатам. Срок начала конгресса определим на третье февраля. Начнём как раз в праздник святого Бласа. Пояснительные тексты приготовил?

— Да, сеньор. Текст в типографии, но печатать начнут только завтра.

— Хорошо. Кстати, ты не забыл, что надо учесть новых депутатов из Мисьонеса?

— У меня до сих пор нет списков.

— Отправь двадцать приглашений с пустым полем для имени. Роке Алонсо сам решит, кому быть депутатам от новых территорий.

И Карлос снова ухмыльнулся.

Пока Корриентес стягивал силы на битву с Эчагуэ и ковал будущую победу при Каагуасу, Парагвай тихо и без борьбы занял вторую половину провинции Мисьонес. Почему бы и нет? Провинция осталась без защиты.

Командовал всем этим, теперь уже генерал Роке Алонсо. И он оставался в этой провинции, укрепляя там власть Парагвая. Вот теперь от неё должны приехать депутаты, и вливание этого уголка бывшего испанского вице-королевства будет полным.

После официального провозглашения «Акта о независимости» надо будет выслать минимум четыре миссии — в Бразилию, Британию, Францию и США. И вот состав этих миссий был головной болью для Карлоса. Людей катастрофически не хватало.

— Доминго, ты уточнил информацию об англичанине Крессоне?

— Да, сеньор Лопес. Он не уехал после амнистии. Он тут уже себе семью завёл и ферму рядом с городком Белен.

— Чудесно. Напиши-ка ему приглашение приехать на Сан-Блас в Асунсьон и посетить меня для разговора. Надо пощупать его. Что он за человек.

Секретарь кивнул и записал свинцовым карандашиком себе в блокнотик.

— Ещё есть какие-нибудь новости?

— Да, сеньор. Там три каких-то грязных гаучо на входе. Говорят, что вы их ждёте. Я их не пропустил, но распорядился, чтобы их покормили.

— Что! — взревел Карлос. — Немедленно их сюда. Быстро! Бегом!

* * *

Карл, Рамон и Фелипе сидели в кабинете соправителя, довольные и уставшие. Долгое путешествие закончилось. Последний участок пути от Байя-Негра им пришлось преодолевать на трофейной индейской пироге — вместо привычного плавучего дома. Но они не жаловались. Во-первых, обещанные песо уже были у них. Во-вторых, они опередили плот на неделю и теперь были свободны.

— Значит, Вилья-дель-Росарио, — Карлос оторвался от записки. — Молодцы. Награду получите сегодня. Но сначала — всё по порядку. И расскажите о сыне.

Рамон откашлялся и начал.

— Нас схватили солдаты в Куско, по тому адресу…

Карлос слушал, и глаза его расширялись. Гаучо не всё понимали из того, что видели, но у Лопеса хватало опыта и интуиции, чтобы оценить масштаб той каши, которую заварил его сын…

«А сын ли?»

Сцена боя с индейцами Карлоса, конечно, впечатлила. Но одна мелочь, которую упомянул Фелипе, показалась особенно характерной. Он не дал спутникам добить раненых индейцев на берегу. Дескать: «По реалу за каждый выстрел — это слишком дорого».

Та же холодная расчётливость проявилась и в случае с предателем-проводником.

«Интересный персонаж вселился в Франциско. Ох, как бы Базилио не прав оказался».

Отпустив парней, Карлос отправился в церковь.

Глядя на распятие, он мысленно говорил:

«Господи всемогущий и всеведущий. Всё происходит с ведома Твоего. Ты вседержитель и судья. Вразуми меня, грешного. Направь на путь истинный».

Как всегда, Господь хранил молчание.

* * *

Карлос Лопес смотрел на Франциско Солано и не узнавал его. За год разлуки он вырос на целую голову и раздался в плечах. Ему сейчас никто не дал бы неполных шестнадцать лет. Это был совершенно полноценный девятнадцатилетний юноша с заметным пушком на подбородке и отчётливыми усиками над губой.

Изменились также и походка, и голос, и, конечно, поведение. Франциско был абсолютно уверен в себе и спокоен. Чего нельзя было сказать об отце. Последние несколько дней этой встречи в своём доме в Росарио он находился во взвешенном состоянии. Правильно ли он поступил, что выбрал союз с демоном, или это фатальная ошибка? Теперь предстояло всё это выяснить.

— Здравствуй, сын, — настороженно произнёс Карлос.

— Здравствуй, отец, — поклонился Солано.

— Нам надо поговорить, — хором произнесли они оба, и невольно улыбнулись.

Напряжение у Карлоса немного спало. По крайней мере, сын адекватен и проявляет человеческие реакции.

Повисло неловкое молчание. С чего начать, не знали оба. Карлос обвёл глазами стены, будто ища в них помощи, и задумчиво произнёс:

— Вот здесь всё и началось.

— Ну, не совсем здесь, а вон в той спальне, — улыбнулся юноша и махнул в сторону одной из дверей.

— А ты всё помнишь? — Карлос внимательно всмотрелся в лицо сына.

— Разумеется. Я же Франциско в какой-то степени.

— А в какой?

Юноша задумался.

— Отец, ты же пил «кафе кон лече»? — Солано выжидательно взглянул на Карлоса и, увидев утвердительный кивок, продолжил. — Так вот, представь, что кофе и молока не поровну, а в шесть раз больше. Так и текущий жизненный опыт мой — это примерно двенадцать лет Франциско и семьдесят два от Ивана Долова.

— В такой пропорции молоко только едва цвет поменяет у кофе. На вкус влияния оно вряд ли окажет.

Солано развёл руками.

— Ну, как есть. С этим надо теперь как-то жить.

— Да… — протянул Карлос. — Как-то жить надо. Я хочу больше узнать о кофе, которое скрыло вкус молока.

— Что тебя интересует, отец?

— Всё. Где родился. Кто твои родители. Как ты жил и чего хотел от жизни.

Солано почесал пушок на подбородке и задумчиво произнёс:

— Это будет долгая история. Думаю, нам понадобится некоторое количество даров природы.

С этими словами он встал, вышел на кухню и вернулся, неся в руках два массивных бокала и бутыль тёмного вина, оплетённую лозой

— Единственная осталась из тех, что я от самой Лимы вёз.

Усмехнулся он, раскупоривая бутыль и наливая в бокалы.

— Если коротко, то родился я в 1939 году в Санкт-Петербурге, но в эвакуацию моя семья переехала в Москву. Там я и провёл детство