Птицы и сны. С.-Петербургъ: хроники иномирья. - Владимир Слабинский
Многое рассказал мне ночами пустынный шейх. Это не было учением, ибо святой не учит, он дарит присутствие.
Из состояния задумчивости меня вывело прикосновение подьячего.
– Понимаете, Федор, красота мифа в его многослойности. Трюфель сам по себе только гастрономический деликатес употребление которого в пищу не стимулирует визионерский дар. Все в нашем мире само по себе неполноценно и обретает полноту свойств только в единстве с другим. Мудрый знает: если взять большой черный трюфель, самый большой из тех грибов, что можно себе позволить, выдержать его должное количество времени в меду и приправить нужной травой, древний миф явит истинный смысл и подарит неофиту власть над временем, возможность увидеть то, что было, что есть и то, чему еще только суждено свершиться…
– Кто бы мог подумать – гриб…
– Хватит мудрствовать лукаво, время действовать! – решительно заявил Жуковский.
Мы не возражали, и он продолжил.
– Назначаю себя, как единственного профессионала, командиром! Федор, с тебя карта, и смотри, чтобы она была свежайшая! Особо предупреждаю всех насчет оружия. Согласно постановлению фаворита Его Императорского Величества графа Ротке, ношение оружия строжайше запрещено на всей территории Империи.
– Ваш фаворит просто хам! Защищать свою честь с оружием в руках есть привилегия дворянина. Что же прикажете – батонами колбасы на дуэли драться?! – яростно запротестовал Подхалюзин.
– Не мой, а Императорский фаворит. И прекрати свои фрондерские штучки! У нас объявили, что теперь об эффективности полиции будут судить по количеству изъятого оружия. Застукают – слабо не покажется! И потом, какая дуэль, ты же разночинец, а не дворянин. Хватит нам в компании одного дуэлянта. Все, обсуждение закончено, встречаемся в двадцать три нуль-нуль у Апраксина двора. Сверим, господа, часы, на моих…
IV
Ночной Петербург страшен. Город полон нежити, бандитов, сектантов, зачастую столь жестоких, что любители свежей крови – готы, – в сравнении с ними представляются кем-то вроде филателистов. Горе прохожему, что по недоразумению, или стремясь сократить путь, свернет ночью с освещенной улицы в темный переулок. Много охотников за человечинкой поджидает его в ночном сумраке. Никто ему не поможет, ничто его не спасет от лютой смерти. Даже полиция не рискует мешать охоте ночных хищников.
Апраксин двор, на углу которого мы встретились ровно в одиннадцать, одно из самых гиблых мест столицы.
Когда-то огромная территория между Фонтанкой и Садовой была пожалована императрицей Елизаветой купцу Федору Апраксину для обустройства оптового рынка. Место на манер Гостиного двора застроили по периметру складами, с которых товары развозились во все столичные магазины.
В строительстве Апраксина двора приняли участие известные архитекторы: Бертельс, Кракау, Климов, Фантана. Им удалось создать уникальный комплекс, представляющий собой гармоничный архитектурный ансамбль, сочетающий в себе торговую, развлекательную и культурную функции.
Место было удобное, прибыльное. Апраксин двор стал крупнейшим в Европе по оптовому товарообороту. Торговать здесь считалось престижным, лучшие российские купцы почитали за счастье получить здесь торговую площадь.
Однажды конкурс на аренду одного из складов выиграли выходцы из Афганистана – колдуны-сихры. Казалось бы, рядовой эпизод – кто-то предлагает большую цену и получает право аренды. Но это было начало превращения респектабельного торгового двора в криминальную Апрашку. Сихры колдовством и жестокостью выгнали остальных купцов и захватили власть на рынке в свои руки. При их активном участии старые склады сгорели от случайного пожара не только на Апраксином, но и на Щукинском дворе. Под предлогом борьбы с разрухой рынки объединили и стали отстраивать заново. Новые постройки получили новых владельцев, которые также по случайности оказались сплошь сихрами.
Начавшись, стройка уже не останавливалась. Каждую неделю сносятся одни и строятся другие бараки, магазинчики, палатки. Под поверхностью вырыты глубокие катакомбы, где удобно прятать контрабанду и укрывать преступников.
Воцарился толкучий рынок, покупателю кажется, что он находится не в центре самого европейского города России, а где-нибудь в Бухаре или Кандагаре. И не только потому, что торгуют всем: тканями, мебелью, обувью, хозяйственными товарами, а также произведениями и предметами искусства, антиквариатом. Но и потому, что в самих торговых лавках, а также в многочисленных чайных, закусочных и трактирах звучит в основном речь на чуждых русскому уху языках.
Городской архитектор с криком хватается за сердце при одном упоминании Апрашки, а глава жандармерии молча скрепит зубами и делает страшное выражение лица.
V
Жуковский прошелся вдоль шеренги, с усмешкой осматривая нас. Подхалюзин, Кузнецов и Любарский. Мы стояли как богатыри! Подхалюзин был одет врубаху с вышитым воротом, казачьи шаровары и сапоги. Широкий серебристый кушак, короткий плащ с капюшоном и холщовая сумка через плечо завершали его наряд. Рядом плечом к плечу тянулся подьячий. Глядя на Кузнецова, любой опознал бы в нем русского мастерового: котомка за спиной, плотницкий топор за поясом, фуражка на голове вполне соответствовали этому образу. Я был одет удобно, в соответствии с предписаниями Гиппократа и целью нашей экспедиции. В руках я держал большой зонт-трость, которым браво отсалютовал нашему командиру.
– Да, Аникино воинство! Спасибо, что хоть оружие не взяли, думаю, будет достаточно моего палаша, – Жуковский коснулся пальцами эфеса табельного оружия, – Впрочем, у вас господин Кузнецов, вижу, праща имеется …
– Никак нет, господин капитан! Дело в том, что веревкой я подпоясался вынуждено. Мы люди простые, а кожаные ремни ноне дороги…
– Да сопутствует нам удача, господа! Я очень признателен вам за бескорыстие… – начал я проникновенную речь с целью ободрить отряд, и был прерван Подхалюзиным.
– Тише, друг мой, и так головка бо-бо, а ты тут патетику разводишь.
– Господин подьячий, вы достали карту? – начальственно поинтересовался Жуковский.
– Да, господин капитан, карта у меня. Прошу следовать за мной и, пожалуйста, сохраняйте молчание, – Федор шагнул в темноту.
Около часа мы пробирались по каким-то невообразимым помойкам. Лазали на животе по горам пропавших овощей, прятались за коробками с заплесневелой обувью, мужественно ныряли в мусорные контейнеры. Запах стоял неимоверный. Казалось, в нем присутствовали все тошнотворные ингредиенты: гнилые продукты, нечистоты, черная магия и много чего ещё.
Я едва держался на ногах, хотя и прикрыл нос мокрым платком, едва мы оказались на территории Апрашки. Мы так провоняли, что это спасло нам жизнь, когда мы нарвались на патруль. Сторожа столь внезапно появились из-за угла, что о поспешном бегстве не могло быть и речи. Делать нечего, мы распластались прямо на очередной овощной куче. Нужно пояснить, что в качестве сторожей хозяева Апрашки
