Случайный шаг - Эльхан Аскеров

– Я и знать не знал, что он у вас вообще имеется, – удивленно хмыкнул Беломир. – С чего вдруг монах в поход воинский пошел?

– Княжича наставник он, в науках всяческих, – коротко пояснил сотник.

– Ну так, у княжича и спрашивай, – фыркнул парень. – А мне до чернеца вашего и дела нет. Да и чего ему в стане нашем делать?

– Тоже верно, – задумчиво протянул сотник и, махнув рукой, отправился к своим бойцам.

– Ты с чего его задирать взялся? – вдруг напустился на парня Далебор. – Иль и вправду решил, что сумеешь один супротив сотни устоять?

– Не люблю, когда меня от серьезного дела отвлекают, – жестко отозвался Беломир. – Им забава, а у нас дело встало.

– Прав был Серко, – помолчав, задумчиво произнес старик. – Не ладится у нас.

– В чем прав? Что не ладится? – моментально подобравшись, быстро уточнил парень.

– После расскажу, – вдохнул Далебор, махнув рукой. – Вой ты добрый, а вот норов словно у бирюка лесного. Того и гляди, в глотку вцепишься.

– Настоящего воя без норова не бывает. Тебе ли не знать? – жестко усмехнулся Беломир. – Себя молодым вспомни.

Изумленно уставившись на него, Далебор несколько секунд удивленно молчал, а потом, вдруг громко рассмеявшись, одобрительно произнес:

– Уел ведь, крапивное семя. Ступай от греха.

– Зря ты с ним собачиться стал, – догнав приятеля, негромко произнес Векша. – Далебор, хоть и суров, но за своих завсегда стоит.

– Вот именно, за своих. А я для него, похоже, так чужаком и остался, – вздохнул Беломир, обреченно махнув рукой. – Да и не собачился я с ним. Так, на горло себе наступить не позволил. А ему, видать, то не по нраву стало.

– А может, уедем, друже? – неожиданно спросил Векша, зябко кутаясь в овчинную безрукавку.

Как ни крути, а на улице стояла местная зима, и холодный ветер моментально выдувал из-под одежды всякое тепло. Так что выходить из дома, как следует не одевшись, было чревато простудой и тому подобными прелестями. А если вспомнить, что с антибиотиками и вообще с лекарствами в этом времени было никак, то результат такого поступка угадать не сложно. От простуды тут умирали едва не чаще, чем от нападений врагов.

– Куда? Да и как? Бросить все? Зачем тогда вообще затевались? – устало вздохнул Беломир, понимая, что в чем-то кузнец действительно прав. – У меня одного кирпича вон заготовлено, почитай, дом поставить можно. А там еще и черепица, да у тебя железа да инструмента всякого – не всякий воз свезет. И куда прикажешь со всем этим добром деваться?

– Не знаю, – грустно вздохнул кузнец. – Да толь ко чую, что не будет нам доброй жизни тут.

– Мыслишь, прогонят нас? – прямо спросил парень, резко остановившись.

– За то не ведаю, но сам посуди. С нами даже соседи не всегда знаться хотят. Так, здоровкаются на улице и дале спешат. И не подумают словом перемолвиться. А ведь одна твоя лесопилка, – кузнец едва не по складам выговорил малознакомое слово, – почитай всей станице досок дала. А из досок тех и полы, и лавки, и столы ладят. А все одно сторонятся.

– Ну, может, ты и прав, – подумав, нехотя согласился Беломир. – И что делать станем?

– Я думал, ты решишь, – пожал Векша плечами.

– Я? За тебя?.. – растерялся Беломир.

– Ну, ты ж баял, что тебе дружба моя потребна, – еще сильнее смутился кузнец.

– Ой, как все запущено!!! – взвыл Беломир. – Дружба то одно дело, а судьбу чужую решать совсем другое, – принялся осторожно пояснять он, снова зашагав к кузне. – Будь ты дитя неразумное, я б и не спрашивал. Сам бы все решил. Но ты, друже, взрослый, умный мужик. Мастер, каких поискать. И потому судьбу свою сам вершить должен. Вот коль сложится так, что погонят меня отсюда, тогда я смогу тебя спросить, останешься ты или со мной пойдешь. Но только спросить. А уж как ты решишь, тебе думать. Мое дело решение твое принять, даже если оно мне не по нраву будет.

– И что, даже обиды таить не станешь? – быстро спросил Векша, внимательно глядя ему в лицо.

– Я, друже, не баба, чтобы обиды таить, – вздохнул в который уже раз парень. – Горько будет, врать не стану, но решение твое приму и боле словом не попрекну, потому как то твоя жизнь и тебе ее жить.

– Жизнь-то, может, и моя, – прервав долгое молчание, тихо заговорил Векша, – да только иного друга у меня нет и боле уж не будет. Ты один сумел меня и окоротить, когда я себя не помнил, и по-человечьи принять, когда мне плохо было. Да и Ладушку ты мне в дочки обещал.

– Обещал и слово свое сдержу, – решительно кивнул парень.

Отношения огромного кузнеца и маленькой девочки давно уже стали чем-то вроде родственных. Самому Беломиру судить о более точном определении было сложно. Своих-то родителей он никогда не знал. Но точно был уверен, что личико у девочки буквально начинало светиться, когда она заходила в дом к Векше. Да и сам кузнец относился к ребенку с каким-то благоговейным трепетом, безмерно балуя ее всякими вкусностями и всякими самодельными игрушками.

От переселения Лады в его дом парня удерживало только отсутствие в том доме женщины. Как ни крути, а обучить девочку вести местное хозяйство могла только женщина, потому как ни сам парень, ни кузнец этим делом толком не занимались. Понятно, что помыть посуду или приготовить еду они умели, но это еще далеко не все заботы. Да и местные в станице к такому относились не очень хорошо. Одно дело – родная дочь, и совсем другое – чужой ребенок, пусть даже освобожденный из рабства. Вот тут и нужна была хозяйка, которая все это дело уравновесит.

– А ежели уедем, ее с собой заберешь? – прямо спросил Векша, словно говоря о чем-то решенном.

– А как же? Не для того освобождал, чтобы после в чужом дому бросить. Да и слову своему я хозяин. Сказал, что тебе она дочкой будет, значит, так тому и быть, – твердо произнес Беломир, замечая, как вспыхнуло радостью лицо могучего мужчины.

* * *

Новый щит для Векши испытывали совместно. От всей души. Могучий кузнец, надев окованный железом по краю щит на левую руку, старательно прикрывался им от ударов старой сабли, которую Беломир решил использовать для подобных дел. Ее и затупить, и даже сломать не жалко. Все одно в переплавку. Так что, едва только работа над новой защитой была закончена, утром следующего дня приятели стояли во дворе.

Первым делом уложив щит на поленницу, Беломир велел кузнецу врезать по нему