ДМБ 1996 - Никита Киров
— Ещё, наверное, видать, входить будем, — заметил Царевич.
— Скорее всего. А вкусно здесь, — Маугли уже опустошил тарелку с супом и вытер её хлебом. — А помните, как мы патроны утилизировали? Когда выводили. Чтобы никому не досталось.
— Ага, — Шустрый закивал. — Все цинки в сортир скидывали. Кто-нибудь потом пойдёт по-большому, и там в яме рванёт!
— А что вы придумали, пацаны? — спросил Маугли. — Что за дело?
— Это к Старому, — сказал Борька. — Он тут голова. Сидел-сидел после армии, уезжать даже хотел на вахту, а потом как давай умные мысли раскидывать! Прям как Папа!
Это про Аверина, некоторые его так называли, Папа или Батя, и вполне заслуженно.
— Объясню, может, заинтересует, — сказал я, — или давай, поедем со мной. Встреча будет с коммерсантами, сразу и услышишь, я буду им объяснять. Если хочешь, конечно.
— В этом? — Маугли показал на форму.
— Это афганцы, даже в плюс такое будет. Пообщаешься с ними, нормальные мужики. Недавно с ними разговаривали.
— Ну, ладно. Командуй тогда, как лучше. Я в этих делах вообще ни бум-бум.
— Да ты не торопись, всё будет, — сказал я. — Тут некоторые пацаны, кто с нами там был, в городе есть. Моржов, десантник, помнишь его? Много кто, иногда видимся.
— Ну, ништяк. Из всей роты, наверное, только вы и кучкуетесь. А у нас все разбежались. Как войска вывели, некоторые офицеры рапорты начали писать, на увольнение. Ну, это кто знал, куда пойти. Семьи же кормить надо, а на волю же из армии не уйдёшь, надо же знать, куда. Работы-то нет. Кому повезло, а остальным нет.
— Ну, у нас скоро будет работка.
— А ещё…
Он замолчал, недобро глядя на вошедших. Парни тоже напряглись.
Вошло трое человек в чёрных кожанках, один с бородой, двое с густой чёрной щетиной. Между собой они переговаривались на чеченском. Так что мы посмотрели на них на автомате, а те уставились на нас, холодно, что-то обсуждая между собой на своём языке. Это Маугли привлёк их внимание — слишком он не вписывался в привычную картину кафе.
Они смотрели на нас из-за формы Ильдара, а мы на них из-за речи. Это вот как с переговорами по рации, которые мы только что вспоминали. Мы общались на своих каналах, а «духи» на своих, но мы могли слушать друг друга.
Проблема была в том, что они-то знали русский, а мы их язык — нет. И когда они говорили на своём языке между собой, то в голове сразу срабатывал переключатель «свой-чужой».
Когда я был ранен, и Слава Халява дотащил меня до поста чеченского ОМОН, воевавшего на нашей стороне, то те, кто был рядом с нами, говорили между собой только на русском, чтобы мы их понимали и не боялись. Поэтому мы и их не воспринимали, как противника.
А здесь сразу будто сработал тумблер, что расслабляться нельзя, и даже мышцы напряглись. Тело-то помнит.
Не имею ничего против них. В первой жизни, уже через многие годы после войны, довелось работать с чеченцами. Даже в Грозный как-то ездил и совсем его не узнал, настолько его перестроили. Новые здания, фасады, кафе, фонтаны. Совсем другое место, не такое, каким я его помнил.
Но когда слышал речь, в нос сразу бил запах гари и пыли от разбитых кирпичей. Это навсегда, у меня и у любого другого, кто там был. Но я с этим научился жить.
А вот для наших парней они сейчас выглядели как «духи», только на нашей территории. А мы для них — федералы, «гоблины», кто раздолбал их город на танках. Враг на целое поколение.
И военная форма сразу зацепила взгляд. Слишком мало времени прошло после войны, ещё и следующая не за горами.
Судя по всему, Царевича они не знали, потому что старший из них сразу пошёл к нам, недобро глядя на лейтенанта.
— Чё зыришь? — спросил он.
— А чё, проблемы? — тут же ответил он, прищурив левый глаз.
— Ты чё опять явился? Вчера мало было?
— Он только сегодня приехал, — сказал я. — А вы сразу с наезда начали, не разобрались даже.
Все трое уставились на меня.
— А ты кто?
— А с кем говорю?
Персонал кафе начал прятаться, уже наученный горьким опытом, к чему могут привести такие разговоры, а мы переглянулись и начали готовиться к схватке.
Скорее всего, они из охраны рынка, так что у них могут быть и стволы, и ножи. Но на таком расстоянии оружие ещё надо успеть достать, а стул может быть не менее опасен, чем заточка.
Но обошлось без драки.
Вошло ещё двое человек в чёрных костюмах. Один — уже седобородый, в серой высокой папахе. У второго, мужчины под пятьдесят, борода рыжеватая, с лёгкой проседью, на бритой голове чёрная велюровая шапочка — пяс, похожая на тюбетейку.
Чеченец в шапочке отдал короткий приказ, не повышая голоса, и все трое молодых, не раздумывая и не споря, кивнули ему и пошли на выход, переглядываясь между собой. У них так принято, старший же, его положено слушаться.
Седой с трудом сел на стул у окна, а мужчина в шапочке подошёл к нам.
— Доброго дня! — начал он низким голосом почти без акцента и без эмоций, легко кивнув. — Это недопонимание. Не ставьте это им в вину. Молодые, горячие.
Смотрел он на нас с Маугли, но встал возле Царевича, положив руку на спинку его стула.
— Что-то сразу начали лезть, — сказал Царевич, не глядя на отчима. — Даже не поговорили.
— Был тут вчера случай, драка, вот и напряжены. Спутать могли с другими. Но если гостей беспокоить нельзя, так что мы с этим разберёмся. А что у тебя, Руслан? Гость к тебе приехал? Друг? Всех друзей собрал. Отдыхайте, счёт на нас, — чеченец посмотрел на нас всех по очереди, прямо в глаза. — А если хочешь в гости к нам пригласить, Руслан — прошу. Здесь мир, войны нет.
Он отошёл за стол к старому, и они начали что-то обсуждать, не глядя на нас.
— Это кто? — тихо спросил Маугли. — И откуда он тебя знает?
— Отчим мой, — проговорил Царевич. — Султан Темирханов. И его дядя Аслан, самый старый чеченец в городе.
— Точно, ты же рассказывал. Я забыл. А их тут много, оказывается.
— Угу.
— Ладно, — я оглядел пустой стол. — Мебель уцелела, посуда тоже, а
