Ополченцы - Алексей Дягилев
— Договаривай, раз начал.
— Пропала она вчера вечером, весь день сама не своя ходила, а с вечера её уже никто не видал. Ни её, ни волка, да и ружьишко своё она видимо прихватила, вещи ещё.
— Сам как думаешь? Что случилось?
— А что тут думать, Емеля-то так и не вернулся, а у них вроде как отношения, вот Маша и не смогла больше ждать.
— И куда она могла деться?
— А вот пойди, пойми этих баб. Могла и в наш тыл уйти, а могла и к немцам. Сначала-то всё выспрашивала. Как всё случилось? И где его в последний раз видели? Я даже поутру с ней на берег сползал, место показал. После этого она как бы в себе замкнулась, ни словечка, ни улыбки, ну а как только стемнелось…
— Ладно, я понял. А где весь народ? Да и сколько нас осталось?
— Всех пехотинцев у нас забрали, так что только десять человек и наберётся, сказали, переформировывать нас будут. А бойцов сержант Волохов рано утром повёл в штаб дивизии, комдив хотел с личным составом пообщаться. Со жратвой тоже что-то решать надо, а то мы все запасы ещё вчера подъели, а нас так ни к кому и не прикрепили. Вот насобирали с бору по сосенке, на раз поесть хватит, а чем потом питаться будем, даже не представляю. — Вздохнув, Федя показывает на небольшую кучку продуктов, лежащую на пустом вещмешке.
— Там в шалаше мой ранец лежит, неси-ка его сюда. — Пошарив в «закромах», достаю банку тушёнки и пару брикетов с концентратом, свой неприкосновенный запас. — Вот, возьми для приварка, а то наши придут голодные. — После выпитого отвара, тошнить меня стало меньше, да и озноб вроде как прошёл. А вот голова заболела сильнее, так что встаю и иду в шалаш. Проводив меня, чем-то довольный Федя удаляется готовить хавчик, а на мою нездоровую голову наваливаются невесёлые раздумья.
Грёбаная война! Как уже меня достали эти потери. Вроде вот только познакомился с человеком, а его уже нет. И самое поганое — это терять друзей, причём боевых друзей. Понимаю что война, и каждый день погибают тысячи, но когда это где-то там, и сам ты этого не видишь — это одно, а вот когда прямо на твоих глазах… Малыша, правда я мёртвым не видел, но и остаться в живых в той мясорубке было нереально. Больше всего бесило вынужденное бессилие и невозможность хоть что-то сделать. Я сам себе напоминал шарик, из которого выпустили весь воздух. Не осталось ни физических, ни духовных сил. Была ли виной тому контузия, либо что-то ещё повлияло, но мне было очень хреново. Терзаемый всеми этими невесёлыми мыслями, и так ничего и, не решив, я впал в очередное забытьё.
Очнулся я из липкого кошмара, скорее всего к обеду, и разбудил меня гомон голосов, доносящийся снаружи. Немного полежав, и приведя в порядок мысли, которые после словленных глюков, куда-то разбежались, выползаю на свет божий и иду к костерку. Как ни странно, голова почти не болела, да и земля уже так не качалась, норовя дать по морде. Покончившие со своими невеликими порциями красноармейцы, к моему приходу уже рассосались, а на импровизированном КП остался только сержантский состав, ну и наш нештатный старшина — дядя Фёдор.
— Здорово, мужики. — Жму я руки своим друзьям. — Давайте, рассказывайте. Как мы докатились до такой жизни? И чего нас впереди хорошего или плохого ожидает? — Первым начал сержант Волохов.
— Комдивом у нас сейчас полковник Матусевич Иосиф Иванович, Гладышева сняли, как говорят — за плохую организацию отхода дивизии. Зато нынешний командир раньше командовал артполком, и сейчас пытается собрать в кулак всю, оставшуюся в дивизии артиллерию. Соответственно и нас — артиллеристов из пехотных рот забирают. А как нам пояснил сам комдив, все пушки и миномёты в полку, теперь будут в распоряжении начальника артиллерии полка, в батальонах останутся только пулемёты.
— Это правильно, а то некоторые комбаты, из бывших ротных или взводных, не знают, что делать с миномётами и всех артиллеристов посылают для пополнения стрелковых рот. — Вставляю я свои пять копеек.
— Вот комдив и пообещал с ближайшим пополнением прислать нам командиров, а пока ищут матчасть и людей, будем тренироваться на том, что есть. За старшего назначен я, — продолжает Мишка, — во всяком случае, до прибытия какого-нибудь лейтенанта.
— А что у нас есть?
— На жопе шерсть, — смотря куда-то в пространство, зло ворчит младший сержант Задорин. — Весь транспорт забрали, всё лишнее стрелковое оружие тоже, на каждого человека осталось только по одному стволу, ну и нами же захваченная артиллерия, и та без боезапаса.
— Как я понял, хорошие новости закончились, и начались плохие, ладно — давайте с подробностями.
— Пока мы помогали пехоте отбиваться от фрицев, у нас забрали лошадей, сначала для перевозки раненых, ну а потом и боеприпасов, и видимо всё ещё что-то возят. Потом, когда весь боекомплект к трофейным миномётам у нас кончился, нас отвели в тыл. Сначала в лес за деревню, а потом пришёл начштаба полка и, указав место по карте, отдал приказ перебазироваться туда. Когда я спросил у него. На чём перевозить пушку? А то лошадей нам так и не вернули. Осмотрел всю нашу трофейную артиллерию и, добавив на выполнение приказа чуть больше времени, велел всё тащить на себе. Пришлось транспортировать всё к дороге, а потом подгонять машину, и уже на ней добираться до места.
— А вот там нас уже ждали, — продолжает за Мишкой Иннокентий. — И раскулачили ко всем хренам. Забрали машину, излишки оружия и патронов. Оставили только это железо, да личное оружие с вещами. И то, только потому, что мы находимся между передним краем и штабом дивизии.
— И что у нас со стрелковкой?
— Десяток карабинов, в основном наших и часть немецких. Ну, может кто ещё и пистолеты сныкал.
— Значит с автоматическим оружием у нас по нулям?
— Не совсем чтобы по нулям… — замялся Мишка.
— Как я понял, есть, но про это никто не знает.
— Да вон, Федя умудрился как-то свой эмгэ зашхерить, — кивает в сторону этого хомяка Мишаня, да и патронов немного.
— Сколько немного?
— Ящик. Правда, неполный.
— Ну и ладно.
Вообще-то то, что нас
