За Бессмертного замолвите слово - Акулина Окаянная
— Знакомы будьте Шалопай Салопонтьевич!
— Увтсмоканз дар, — произнес мужчина что-то непонятное и крепко руку Богдана пожал.
— Здрав будь и семейство твоё, — молвил Богдан в ответ.
Шалопай Салопонтьевич на неё взгляд перевёл и с лёгкой улыбкой произнес:
— Арим, умеовт удор авалс.
Мира глазами похлопала, промолчала и лишь уважительно поклонилась. Дело было не в том, что смелости в себе не нашла с нечистью болтать, просто ни одного слова не поняла. Чёрт, не обратив на её растерянность никакого внимания, продолжал представлять остальных членов семьи.
— Это жена его Веста, — Чёрт указал на девицу в белой рубахе неподпоясанной, с венком цветочным на русых волосах, и будто секретом с ней поделился, дополнил: — Человеком, как ты, к нам пришла. Да не сладко ей среди людей пришлось. Уж била её мать люто. Сама гулящей бабой была, а что в жены никто не брал, так ребёнок у ней виноват. Только Шалопай Салопонтьевич Весту и пожалел, отогрел душу несчастную. Зажила она с ним счастливо, да матушку со свету сжила.
Мира поёжилась, но Чёрт ничего не приметил:
— Ну, продолжим. Прошу же за мой стол! — он снова вклинился между ней и Богданом, схватил под ручки и усадил по центру за золотым столом. Справа сидел Богдан, слева уселся сам Чёрт, оставаясь в получеловеческом обличии. Столы ломились от еды и питья. Между тем Чёрт похлопал в ладоши и прокричал:
— Смена блюд!
Тут же в зал вошло человек двадцать парней, довольно молодых, лет шестнадцати-двадцати. Каким-то неясным чутьем Мира догадалась, что это именно люди-подменыши. Они несли огромные блюда с разными жаркими: гусями, бараниной, говядиной и другими грубыми мясами. Подошли к золотому столу и поворотили назад, скрывшись со всеми этими блюдами, не подавая никому. А затем снова явились ещё в большем количестве. Четверо несли просто огромный поднос с диким кабаном, фаршированным утками, которые были нашпигованы яблоками. За ними следом вышли остальные с показанными раньше мясными кушаньями, но уже нарезанные кусками, и принялись расставлять по столам. А парни, разодетые, как заморские короли, продолжали выходить, заставляя столы пирогами, соленьями. Напитки тоже выносили в несколько этапов: сначала крепкие, в конце более лёгкие мёдовые.
У них с Богданом была одна тарелка на двоих, один нож, одна ложка и вилка. Глаза у Миры разбегались от такого изобилья, желудок призывающее урчал, что даже Чёрт звук этот услыхал и с выбором помог без замедленья. Он руку сунул в кабана и на их тарелку кинул целого гуся. Затем к себе поднос с огромным кабаном поближе пододвинул и, облизнувшись, длинным языком, пасть с зубьями как иглы-шилья, распахнул. Мира резко отвернулась и уткнулась в грудь Богдана:
— Какой ужас, — еле слышно прошептала.
Он приобнял её:
— Я нас пока от всех прикрою.
Мира оглянулась. Богдан закрыл их тёмной завесой, которой когда-то защищал от скверны. Звуки неудержимого поедания принесенных блюд доносился до её слуха, но всё окружающее было скрыто от глаз.
— Спасибо, — с облегчением выдохнула она.
— Если хочешь, мы можем уйти, но будет неприлично не испробовать угощения.
— А они нас видят?
— Думаю, да, — улыбнулся тот, ловко подхватил двухзубную вилку воткнул в загорелый до золотистой корочки бочок гуся, отрезал серебряным ножиком кусочек и повернул к Мире: — Попробуй.
Щеки Миры непроизвольно заалели. Было что-то интимное в этом жесте, вызывая в душе неясные волнения. До этого ей не приходилось бывать на пирах, и есть из одного блюда с парнем тоже не приходилось. Она не знала, как себя вести.
— Эти животные пойманы в Яви. Чёрт на всю Навь славится этим, — по-своему истолковав её промедление, подбодрил Богдан.
Мира сглотнула и постаралась взять себя в руки, а затем аккуратно сняла кусочек мяса с вилки губами. Подняв глаза, она встретилась с внимательным взглядом Богдана, что улыбался ей, не осознанно улыбнулась в ответ и едва не выронила только добытый кусочек мяса. Богдан мягко усмехнулся:
— Не торопись ты так.
Она хотела возразить, что дело вовсе не в этом, но истинная причина была ещё более смущающей, поэтому предпочла промолчать. А гусь был просто великолепен! Он сочетал в себе нежность, сочность и аромат. И самым прекрасным была хрустящая корочка, что добавляла некую пикантность, усиливая вкус мяса и придавая ему неповторимый вкус.
— Ммм… — промурчала от удовольствия Мира, прикрыв глаза.
Богдан улыбнулся и подставил ей следующий кусочек:
— Я же говорил.
Второй она приняла без колебаний. Они оба вкушали угощение, и у каждого кусочка был вкус по-своему уникальный. И то ли снаружи всё поутихло, то ли завеса Богдана поглощала звук, оставив их одних в уединенье всех миров. Они не торопились. Нарезая птицу, Богдан ножом работал виртуозно. И вспомнила тут Мира, что всегда в нем восхищала эта элегантность с переплетеньем мастерства. Они жевали молча, наслаждались. Ни слова не слетело с уст двоих, но их глаза беззвучную вели беседу. Все тайны открывая душ.
Его взгляд был на скупщика похож, что ревностно своё сокровище от посторонних глаз хранит и всё никак не может насмотреться. Её же полон обожания и робкого согласия запрятанным быть в тайниках его души. Но тишину нарушило громкое хлопанье в ладоши где-то рядом:
— Пора! Пора, — вмешался голос Чёрта. — Кто будет первым хвастать об успехах?
Они переглянулись, и Богдан завесу снял. Мира поразилась: за это время от кабана остались только кости. Парнишки второпях уносили опустошенные подносы и расставляли меж гостей братины на двоих. Одну из таких, в форме утки, с двумя резными ложками на боках, установили и у них. Неясно было содержимое, но из её нутра плыл плотный белый пар, что, переваливая через край, стелился по столу.
— Что это? — спросила Мира у Богдана.
Но поясненье дала Лўна, слегка к ним наклонившись.
— Это зелье придётся отхлебнуть, коль видеть захотите представленье. Не бойтесь, пейте, ведь у него одна лишь цель — увеселенье.
— Рискнем? — поинтересовался у неё Богдан.
Они опять переглянулись, друг другу улыбнулись. По ложке зачерпнули жижи, укрытой загадочным туманом, и сглотнули.
Глава 26. ПОВСЮДУ ИХ БРАНИЛИ
Туман, что расстилался по столам, полился на пол, всё пространство укрывая. По типу,
