Русский диктат - Денис Старый
Я говорил, и братья выкатывали глаза из орбит. Они явно не знали, как относиться к тому, что я предлагаю.
Я же переступал через себя, так как хотел покарать Александра Ивановича. Была у меня обида на то, что моя ставка на него не сработала. С другой же стороны, это хорошее прикрытие — быть диссидентом за границей и даже что-то говорить против России, но при этом собирать достаточное количество сведений и передавать в Петербург информацию о намерениях ведущих игроков Европы.
Без шпионской сети за рубежом я не могу досконально знать о том, что планируют французы или австрийцы, или кто-то ещё. Сейчас русская внешняя разведка просто слепа. Мне предстоит ещё провести серьёзные беседы с теми послами, которые представляют интересы России в Европе. Вот только это те люди, которые шпионить не будут, у которых свои понятия чести и достоинства, которые, скорее, номинально выполняют свои обязанности, но не служат полноценно России.
Заставить? Но как заставить немцев, которые послы России по контракту, а не по зову сердца? Нет, нам свои нужны всякого рода атташе, иные сотрудники посольств. Пусть и посол окажется не при делах. Главное, чтобы сведения текли в Петербург, в мой кабинет. В купе с послезнанием, я обязан разбираться в текущих обстоятельствах.
И для Александра Ивановича это был бы отличный вариант развития событий. Это он сейчас, как нагадивший подросток в комнате по делам несовершеннолетних мнется. А так, насколько я знал, весьма деятельная натура.
— Повторю, что в противном случае я буду вынужден действовать соответственно, — нарушая молчание, я подталкивал к нужному для меня решению со стороны Александра Ивановича.
Альтернатива все еще оставалась. Арестовать и дать делу ход.
— А как же я? Как могу я служить России, если мой брат предатель? — спросил Пётр Иванович.
А я уже грешным делом подумал, что у этого человека напрочь исчезло честолюбие. Нет, и, может быть, брат и стоит на первом месте, но собственная жизнь также важна для Петра Шувалова. Не хочет терять полученное влияние.
— Отобьётесь. А я прикрою, если дела будут спориться так хорошо, что это будет очевидно не только мне или престолоблюстительнице, но и всему русскому обществу. Будете работать с газетой. Найдите себе такого секретаря, который писал бы статьи в вашу пользу. Я это одобряю. Но писать только о том, что вы делаете и для чего. Просвещайте людей, по какому пути движется Россия. Чтобы все понимали, что путь этот усеян благими намерениями, — сказал я.
За скобками, конечно, остаётся то, что теперь Пётр Иванович у меня полностью на крючке. Уверен, что его цепкого ума достаточно, чтобы понимать это. Если будет хоть один шаг в сторону, то всегда можно поднять историю с его братом Александром Ивановичем, который не может во Франции не ругать Россию, если он только будет действительно работать на поприще русского разведчика.
И тогда все Шуваловы вылетят из элиты русского общества. Мне же стоит задуматься о том, чтобы готовить на всякий случай замену Шувалову. Да и поговорить со всеми людьми, которые были в иной реальности рядом с Петром Ивановичем и осуществляли его проекты.
Наверняка среди этой молодёжи, а они не могут быть людьми старыми, так как и без моего участия эпоха возвышения Петра Ивановича началась бы ещё через шесть лет, — так вот, нужно лучше работать с кадрами. Всегда должен быть резерв управленцев. Пускай даже и в такой крайне сложной ситуации, когда не то что талантливого исполнителя не найти, простого служаку днём с огнём не сыщешь.
— Конечно, Александр Лукич, мы согласны, — после продолжительной паузы за двоих братьев ответил Пётр.
Отвечал он предельно серьёзно, с пониманием того, что прямо сейчас лишается немалой толики своей самостоятельности. Но за глупость своего брата нужно отвечать. Или предать родственника и отстраниться от него. Всё же Пётр Иванович был человеком не скверным, и отказываться даже от такого брата не собирался.
— Готовы ли бумаги, грамоты на предъявителя, кои должны будут выдаваться в банке? — сразу же сменил я тему разговора.
— Да, Александр Лукич, готовы. С водяными знаками, с гербовой печатью, всё так, как и вы говорили, — отвечал мне Пётр.
— Александр Иванович, а я ведь больше вас не задерживаю. На выходе вас ожидает командир той боевой группы, которая будет вам представлена для охраны и для подсказок, что именно делать. У них же и подробная инструкция, коей вы должны будете следовать в своей деятельности. Не позднее, чем через полгода я ожидаю от вас первых сведений, — сказал я Шувалову и решил придать ему ускорение. — Если не покинете пределы Петербурга в течение двух дней, то я буду считать вас преступником и повелю схватить.
Младший из Шуваловых поклонился и чуть ли не выбежал прочь.
— Итак, подобные банковские грамоты должны стать предвестником появления бумажных денег, — как ни в чём не бывало, продолжал я разговор с Петром Ивановичем.
Ему хватило воли взять себя в руки и не показать, насколько он раздражён. Но если Пётр не поймёт, что то, что сейчас произошло, и те решения, которые были приняты, — это практически прощение его брата, то тогда я переоценил Петра Ивановича.
— Первые деньги тоже печатаются, — чуть подрагивающими губами сообщил мне Пётр Иванович.
— Прочитали ли вы мой трактат о бумажных деньгах и о том, как ими следует распоряжаться? — спокойно спросил я, указывая жестом руки на стул рядом с собой.
— Да, также я прочёл работы английских учёных, — сказал мне Пётр Иванович.
— Они во многом ошибаются. Наука экономики и финансов только лишь зарождается. И самое главное, что вам следует знать: много денег — это всегда мало денег, — сказал я.
Если Шувалов читал мой трактат, который был не для многих глаз, а только лишь скорее для него, то эту фразу мог для себя почерпнуть. Таким образом я обозначал инфляцию.
