Я – Товарищ Сталин 3 - Андрей Цуцаев

— Огонь! Разнести их!

Пушка танка выстрелила, снаряд разорвался у расчёта, земля взлетела, а тела немцев, искалеченные, рухнули в грязь. Козлов, сжав кулаки, крикнул:

— Вперёд! Давите их у моста!

Фалангисты, теряя позиции, начали отступать к мосту, их крики, полные отчаяния, смешивались с треском выстрелов. Вольф, заметив, что кольцо сжимается, крикнул Антонио:

— Антонио, они окружают нас! Надо прорываться к холмам! Собери людей!

Антонио, с окровавленным лицом, ответил, стреляя из винтовки:

— Прорываться? Они везде, Ганс! Твои немцы нас бросили!

Вольф, выстрелив из Luger’а, попал в республиканского бойца, который упал, сжимая грудь. Он ответил:

— Не ной, Антонио! Держи мост, или мы все покойники! Курт, где подкрепление?

Курт Шмидт, укрывшись за мешками с песком, крикнул:

— Герр майор, радио молчит! Мы одни!

Бой длился четыре часа, туман рассеялся, и солнце, пробившись через облака, осветило поле, усыпанное телами, оружием и обломками. Артиллерия республиканцев продолжала бить, их снаряды рвали окопы, взрывая землю и камни, а танки, с рёвом двигателей, давили позиции фалангистов, их гусеницы месили грязь, смешанную с кровью. Соколов, стоя на холме, с биноклем у глаз, крикнул Хосе, его голос был полон решимости:

— Они ломаются, Хосе! Жми! Сжимай котёл! Не дай им уйти!

Хосе, вытирая пот и кровь с лица, ответил:

— Рафаэль, Дмитрий, сжимайте фланги! Танки, давите мост! Пабло, выбивай их пулемёты!

Левый фланг, под командованием Пабло, прорвался через рощу. Пабло крикнул своему взводу:

— Мигель, Хуан, за мной! Бери пулемётное гнездо! Не останавливайтесь!

Мигель Лопес, поднявшись, бросил гранату, которая взорвалась у MG-34, пулемёт замолчал, а немецкий пулемётчик, с криком, упал, его тело рухнуло в окоп. Но пуля, выпущенная фалангистом, пробила Мигелю грудь, он упал, его глаза, полные удивления и боли, застыли, а кровь хлынула из раны. Пабло, крикнув от ярости, открыл огонь, его винтовка Mosquetón дрожала в руках, пули били по окопу, выбивая двух фалангистов.

— Мигель… Проклятье…

На правом фланге Рафаэль Кордеро вёл своих людей вдоль реки, их винтовки стреляли, а гранаты взрывались, поднимая фонтаны грязи. Дмитрий Волков, с ППД-34 в руках, бежал впереди, его очередь срезала трёх фалангистов, их тела, подкошенные, рухнули в окоп. Он крикнул:

— Вперёд! Не давайте им перегруппироваться! Бейте немцев!

Рядовой Хуан Родригес, с окровавленным лицом, бросил ещё одну гранату, которая взорвалась у пулемётного гнезда, разметав мешки с песком. Немецкий пулемётчик, крича, упал, его пулемет замолчал. Хуан, задыхаясь, крикнул Рафаэлю:

— Капитан, мы их прижали! Они сдаются!

Но фалангисты и немцы, у моста, держались отчаянно. Вольф, с окровавленным плечом от осколка, стрелял из Luger’а. Он крикнул Курту:

— Курт, держи позицию! Стреляй, пока можешь!

Курт ответил:

— Герр майор, нас окружают! Подкрепления нет!

Вольф, стиснув зубы, ответил:

— Сражайся, Курт! За Германию!

Но республиканцы, под прикрытием танков, сжимали кольцо. Танк под командованием Козлова, прорвался к мосту, его пушка разнесла пулемётное гнездо, а гусеницы раздавили окоп, где укрывались фалангисты.

Фалангисты, потеряв сотни людей, начали сдаваться, поднимая руки, их лица, покрытые грязью и кровью, выражали отчаяние. Немецкие инструкторы, включая Вольфа, пытались удержать позиции, но республиканцы и советские добровольцы, сжимая кольцо, отрезали им все пути. Дмитрий Волков, с группой бойцов, ворвался в окоп, где был Вольф. Он приставил автомат к груди майора и сказал на ломаном немецком:

— Майор, руки вверх. Бросай оружие.

Вольф, стиснув зубы, бросил Luger в грязь, его глаза горели ненавистью. Он ответил:

— Вы не удержите Испанию, русские. Мы вернёмся, и вы пожалеете.

Дмитрий, усмехнувшись, сказал:

— Поговорим в лагере, майор. Шевелись.

Антонио Рамирес, раненный в ногу и плечо, был схвачен группой Рафаэля. Он крикнул, его голос был полон отчаяния и ярости:

— Предатели! Испания не простит вас! Вы продали нашу землю чужакам!

Рафаэль, посмотрев на него, ответил:

— Антонио, это ты предал Испанию. Мы сражаемся за народ, а ты — за Франко и немцев.

Бой длился пять часов, солнце, поднявшись выше, осветило поле, усыпанное телами, оружием и обломками. Поле, некогда покрытое травой, теперь было изрыто воронками, усеяно телами, винтовками, пустыми гильзами. Пятьсот пятьдесят фалангистов и шестьдесят немцев лежали мёртвыми, их тела, изломанные, покрытые грязью и кровью. Республиканцы потеряли двести пятьдесят бойцов, включая Мигеля Лопеса, и сорок советских добровольцев, их тела лежали среди олив.

Республиканцы и советские добровольцы собрали пленных — двести пятьдесят фалангистов и тридцать пять немцев, включая майора Вольфа. Пленные, связанные грубыми верёвками, стояли у реки, их лица, покрытые кровью, потом и грязью, выражали страх, ненависть и отчаяние. Вольф, с окровавленным плечом, стоял прямо, его глаза смотрели на Соколова. Он думал: «Они взяли меня, но я не заговорю». Соколов, осматривая поле, сказал Хосе:

— Хосе, Вольфа отведите в штаб. Надо вытрясти из него всё.

Пабло, стоя у тела Мигеля, сказал:

— Мигель… Ты был храбрым… Мы отомстим за тебя.

Рафаэль, подойдя, положил руку на плечо Пабло:

— Пабло, мы потеряли многих. Но мы держим Эбро. Соберись.

Пленных, связанных, повели к реке, где их ждали грузовики, покрытые грязью. Вольф, шагая, смотрел на реку, его мысли были полны гнева: «Они думают, что победили. Но это только начало». Дмитрий Волков, идя рядом, смотрел на него и думал: «Этот майор — твёрдый орешек. Но он заговорит, мы найдём способ».

Глава 19

Утро 24 февраля 1936 года в Москве было морозным, с низким серым небом, из которого сыпал мелкий, колючий снег. Кремль, окружённый высокими стенами, стоял в тишине, нарушаемой лишь скрипом сапог часовых да редким звоном колоколов на Спасской башне. Снег покрывал булыжники Красной площади, где редкие прохожие, закутанные в пальто и шапки, спешили по делам. Внутри Кремля, в одном из кабинетов с высокими окнами, выходящими на заснеженный двор, пахло старыми книгами и слабым дымом от камина. Стены, обшитые тёмным дубом, были увешаны картами: Европа, Азия, Африка, утыканные красными и синими булавками, отражали сложную шахматную доску мировой политики. Массивный стол, покрытый зелёным сукном, был завален бумагами: отчёты, шифровки, приказы. За столом сидел Сергей. Его тёмные глаза, внимательные и проницательные, скользили по карте Абиссинии, где красные булавки обозначали позиции советских советников и местных сил. Сергей знал, что его решения определят не только судьбу СССР, но и ход мировой истории.

Сергей, одетый в серый китель с высоким воротником, постукивал пальцами по столу, его мысли кружились вокруг