Другая жизнь. Назад в СССР-5 - Михаил Васильевич Шелест
— Хе-хе-хе… На сухую плохо, да… Даже вредно, хе-хе, говорят.
— Вот и я говорю. Давай, лучше, закройся пораньше, и ко мне поедем. Там и посидим, и музыку послушаем. И покупать ничего е надо. У меня там всё есть. Только не с кем. Лариска моя вообще не пьёт. Только пару глотков шампанского. Да и вообще… С ней ни украсть, ни покараулить.
— Что, так всё плохо? — участливо спросила Ольга.
Я скривился и махнул рукой.
— Не понимаю, что происходит. Ни два, ни полтора…
— Терпи. Она девушка с претензиями. Видишь, одевается как⁈ А как красится⁈
— А я? — развёл я руки и, «оглядев себя», потоптался на месте. — Тоже не в болонье.
— Не в этом дело. Она со вкусом девушка. Оттого и претензии.
— Ну… Не знаю. Не думаю, что в этом дело. Не пойду в зал! Ну её!
— А тебе что нужно?
— Да, как всегда… Конспекты хотел переписать. В машине почитаю. Так запомню, дома перепишу.
— У ебя же свободное было?
— И осталось. А конспекты нужно иметь. Билеты учить по чём?
— Да, тебе, говорят и учить не надо.
— Врут, Оленька. Безбожно врут. Это от зависти всё.
— Т-к… Есть чему завидовать… Девчонки только о тебе и трындят. Знаешь, как тебя называют?
— Как? — насторожился я.
— Золотым мальчиком.
— Фу, мля. Этого ещё не хватало. Это же какой-то фильм дурацкий был «Золотой мальчик». Как в Америке похищали сына какого-то миллионера, а им попался смелый пионер из СССР.
— Да-да. Было-было. Жуткая пошлятина, — Ольга скривилась. — Там ещё песни какието гадкие… Найди пистолет… Бр-р-р-р… Мерзопакастный фильмец. Вот, ты вспомнил!
— Сама напомнила. Как будто мало у нас учится нормально обеспеченных студентов. Да почти у каждого родители нормально устроены. Вон, как все влатаны. Сюда ведь поступили или очень умные, или блатные. Да и везде так.
— Я не «шмогла», — проговорила Ольга, как та лошадь из анекдота. — Папа у нас очень строгий. Не хотел за нас просить.
— В Универ поступить — ещё более волосатая рука нужна.
— У нашего папы получилось бы, — Ольга вздохнула.
— Ну, вот, а ты говоришь, «Золотой мальчик», — вздохнул я. — Всё сам, всё сам… Аки пчела…
— Не я говорю, Миша. Люди говорят.
— А ты им по губам, по губам. Короче… Я в машине. Жду до восьми.
— Так, э-э-э… Лариска тебя в окно увидит.
— Чёрт! Точно! — нахмурился я.
С Лориком встречаться точно не хотелось. Мы неделю, как вернулись с Шикотана и три дня, как учимся, а я у неё и не был ни разу.
— Точно не хочешь встречаться? — спросила Ольга заговорщицки.
— Точно, — кивнул я головой.
— Тогда, иди в мои закрома. Там садись и пиши.
— О! Спасибо! — обрадовался я.
Двойную работу делать не хотелось. Читать, потом писать… Дома у меня найдётся чем заняться. Двойное время. Я уже тронул ручку двери «книгохранилища», как подумал:
— А какого, собственно, чёрта? Зачем мне от кого-то прятаться?
Я посмотрел на Олю и улыбнулся.
— Не-е-е, — сказал я. — С какого перепугу я буду прятаться? И как долго?
Я развернулся и пошёл в читальный зал.
— Привет, Ларис. Как дела? Давно не виделись!
Она подняла голову от тетради. Тоже, писала конспект. Перед ней лежал синий том собрания «Ленина».
— А, привет, Миша, — сказала она обыденным тоном. Словно мы только что вчера виделись и не было у нас расставания и на Шикотане «тёрок». Я же уже там с ней перестал общаться.
— Учитесь?
— Учимся.
— Мне конспект нужен к завтрашнему семинару. А писать ещё ого-го. Давай потом поговорим?
— Да я и сам только поздороваться подошёл. Тоже с конспектами швах. Три дня — двенадцать лекций. Надо сразу взяться.
— Ага, — сказала она, не отвлекаясь от писанины.
Я сел за стол стоящий рядом и тоже начал строчить. Строчил я гораздо быстрее её и вскоре даже увлёкся, воображая, что моя рука — головка струйного принтера.
Можно было бы воспользоваться чернильным копиром, но почерк… Мне нужен был мой, ни с чьим несравнимый почерк. Преподаватели уже знали его и ждали от меня образцовых конспектов.
Во время переписывания я совершенно успокоился и даже забыл про соседку. Прошло уже около часа, когда я услышал.
— Ты прости меня, Мишка, за то, что было на Шикотане.
Меня словно током ударило.
— А что было на Шикотане? — спросил я совершенно «спокойным» голосом.
— Да, ничего не было, — сказала она.
— Э-э-э… Так, э-э-э, за что тогда прощать?
— Да, я хотела, чтобы ты приревновал меня. А то ты ходишь, такой, как будто тебе всё равно с кем я. Ну…
— Ни фига себе, всё равно⁈ — вскипел я мысленно. — Да я ведь рвал и метал!
— Мне было совсем не всё равно! Я даже хотел этому Валерке лицо начистить.
— Вот и начистил бы! — сказала она тихо.
— В смысле⁈ Да ты бы меня потом сожрала! Я же видел, что у тебя на лице написано: «только тронь».
— Ты ему, кстати, руку сломал. Правда я потом только узнала. После танцев. Когда она у него распухла. Две косточки крайние лопнули.
— Я знаю, что сломал, — буркнул я. — Что ж я не чувствую, как кости трещат под моими пальцами?
— Я почему к тебе тогда и прибежала, что поняла, что ты ему за меня руку сломал. У нас с ним ничего не было. Мы с ним даже не целовались. Потанцевали только. А потом. Потом мне его жалко было, но он сбегал от меня и даже прятался. А ты куда-то делся. Говорили, что ушёл картины рисовать. Но ты обиделся на меня да?
Она смотрела на меня искоса, сидя полубоком, и из глаз её текли слёзы. Беззвучно так текли. Просто лились на конспект и всё.
— Обиделся? Да я убить его был готов! Обиделся! Я думал, что у меня сердце лопнуло.
— Прости меня, пожалуйста.
Она всё-таки шмыгнула носом и на нас оглянулись. В зале ещё были «читатели-писатели».
— Поехали, короче, — сказал я. — А то ещё подумают, что я тебя…
Что
