Стоунхендж. Время для мятежника - Гарри Гаррисон
– Эсон абу! – выкрикнул Ар Апа, потрясая топором, опасливо поглядывая на вооруженных микенцев в доспехах.
– Это мои друзья, – откликнулся Эсон. – Бояться нечего.
После этих слов три воина поднялись на вал. Их отвели в дом и накормили. Ограничившись минимумом похвальбы относительно их похода, Ар Апа пояснил истинные причины своего появления:
– Плохая зима. Много было набегов за скотом. Погибли воины. Сперва пришли люди из дана Мовега, что к северу от нас, потом из дана Финмога, они живут еще дальше за нами. Они не враждуют между собой и с даном Уалы, который находится между ними, и пропускают друзей по своим пастбищам к другим тевтам, чтобы красть наших коров и убивать наших воинов.
Пристукнув по утоптанному земляному полу древком топора, Ар Апа почти прокричал последние слова. Воины, бывшие с ним, притопнули ногами и разразились громкими стонами. У йерниев было положено не скрывать эмоции, и Эсон терпеливо дожидался окончания представления. Выразив подобающим образом свои чувства, Ар Апа провел по жестким усам и наконец продолжил:
– Теперь я знаю, почему это делается. Я знаю, кто виноват в этом, кто засел в дане Уалы, раздавая подарки воинам, чтобы те выполняли его желания. Теперь я знаю. – Он быстро глянул на Эсона и отвернулся.
– Темный человек, – произнес вслух Эсон не дававшееся йернию имя. – Опять раздувает беду? А откуда ты об этом узнал?
Ар Апа уставился в потолок и принялся с огромным интересом разглядывать дыру, через которую выходил дым. Потом потер щит, сколупнул присохшее пятнышко грязи.
Вошел Интеб и, прислушиваясь, остановился у двери.
– Ко мне пришли, – не без нерешительности начал Ар Апа. – Пришел сам Уала с немногими воинами… не за тем, чтобы биться, он хотел говорить. Друид поставил хенджи, которые делают, когда встречаются быки-вожди, мы увешали их сокровищами, а потом говорили. Уала показал мне дары, которые получил от того… его ты назвал. Мы говорили…
Рот Ар Апы оставался открытым, но слова не шли с языка. Однако Эсон понимал его мысли и сам произнес то, чего не в силах был вымолвить Ар Апа:
– Значит, они собираются предпринять новый набег на копь… Сразу многими тевтами, как и тогда. Ты это хочешь сказать? – (Ар Апа кивнул и отвернулся.) – Ты правильно сделал, что пришел ко мне и не присоединился к ним. Где сейчас Темный?
– В дане Уалы.
Все было просто и ясно. Пусть халкеи занимаются плавкой металла, а у воина свой труд. Темный человек, возмутитель спокойствия… будь он человек или дух, его следует остановить, иначе йернии не оставят копь в покое. Эсон знал, как делаются такие вещи.
– У меня есть люди, которые пойдут за мной, – объявил Эсон, – непобедимые воины в панцирях. Я поведу их против дана Уалы, чтобы убить Темного. Придут ли воины твоей тевты, чтобы биться рядом с нами?
– Темный… – мысль эта столь встревожила Ар Апу, что запретное имя само собой сорвалось с его уст.
– Уала и его люди не выстоят против нас. Мы убьем их. Будет скот, месть, золото и сокровища.
– Мы пойдем с тобой, – внезапно решившись, проговорил Ар Апа.
Он думал лишь о сокровищах дана Уалы, самого большого, самого богатого и самого сильного из всех данов йерниев. При мысли о них рот Ар Апы наполнился слюной, и, сплюнув в костер, он громко расхохотался.
Глава 5
Был имболк, счастливая пора, когда появляются первые знаки того, что зима ослабляет свою хватку. В это время внутри данов под женскими помещениями коровы и овцы доедают последние ветви, срезанные для них осенью. Появляется первая трава. Рождаются ягнята и телята, жизнь начинается заново, а это ли не праздник? Появляется свежее молоко: перебродит – есть чем праздновать. Эль, сваренный из зерна прошлой осенью, прикончили давным-давно, о блаженном пьянстве можно лишь вспоминать. И теперь снова захмелевшие после долгого перерыва воины грелись на солнце и следили за тем, как женщины выводят обессилевший за зиму скот. После долгой зимней голодовки и неподвижности животные не в силах были ходить, но ничего, зеленая трава быстро вернет им бодрость.
Дан Мовега ничем не отличался от прочих данов йерниев: двери мужских помещений выходили на вал. Здесь около собственного порога было неплохо погреться в добрый денек – а сегодняшний-то и был добрым, – в особенности после перебродившего молока. Воины лежали наверху, посреди распростерся сам бык-вождь Мовег. Он как раз хвастал прошлыми подвигами, походами и убийствами, когда возле дана появились люди в панцирях.
При всей тяжести облекавшего их металла они приближались неслышно. Позади виднелись беловолосые, с кабаньими клыками воины дана Ар Апы. Зрелище неприятное, если не сказать больше. Все знают, что в имболк не принято совершать набеги.
– Ты – Мовег? – спросил Эсон, коротко глянув из-под козырька шлема на мужа с отвисшей челюстью, застывшего возле собственной двери.
– Это он, – присоединился к Эсону подошедший сзади Ар Апа.
Чтобы заставить сидящего встать, Ар Апа пнул его в ребра.
Взвыв от боли, Мовег вскочил.
Чаша, из которой он пил, опрокинулась. Молоко это было надоено у краденых коров. Прежде чем успела завязаться схватка, Эсон оттолкнул Ар Апу в сторону.
Мовега не пришлось долго уговаривать. Он был верен только себе самому. За прежние набеги он получил хорошие дары от Темного. Но это было в прошлом. А будущее выглядело еще более лучезарным: победоносный набег на дан Уалы, заплывший богатством и жиром, гордящийся величиной и силой, сулил еще больше. Да и не сможет дан Уалы выстоять против воинов сразу двух тевт… Тем более если во главе них выступают эти страшные люди в прочной броне. Он вспомнил – без всякой радости, – скольких человек погубили трое таких воинов, защитников копи. А теперь их было – раз, два, три… больше, чем пальцев на обеих руках.
Всю ночь они провели в дане и до последней капли выпили все перебродившее молоко.
Когда халкеи взялись за дело, Эйаса ничего не привязывало более к копи и он присоединился к отряду, пообещав пользоваться мечом, а не кулаками. Интеб не был воином, но в одолженном ему панцире и египтянин выглядел вполне внушительно. Он даже готов был сражаться, только бы оказаться поближе
