Петр Третий. Огнем и Мечом - Владимир Викторович Бабкин
Вообще, это только в киношках и книжках про попаданцев можно «Священным Авторским Произволом» учредить что угодно и провести любые реформы. Увы, попробуйте провести радикальные реформы в СССР 1970−1980-х годов. Один Меченный дурак уже пробовал. А у меня тут всего лишь 1760-й год от Рождества Христова.
Вот взять, к примеру, моё желание ограничить срок службы в Армии и на Флоте хотя бы до двадцати пяти лет выслуги вместо пожизненного служения. А лучше до двадцати для рядового и унтер-офицерского состава. Вы думаете, что солдат обрадуется этому? Да как бы не так! Нет! Плюньте либеральным радетелям о счастье народном, типа тех же декабристов (прости Господи), в их хрустобулочные морды! В их фантазии безумные! Они же о себе любимых пекутся! Для них Царь-Батюшка ненавистен именно потому, что он сдерживает их порывы закабалить всех и вся! Поверья народные о Добром Царе взялись отнюдь не на пустом месте. Народ чутьем своим глубинным понимал, что лишь Богопомазанный Царь может хоть как-то защитить простых людей от ЭТИХ.
Да. Жалует Царь, но не жалует псарь. И страшно представить, что сделают с людьми псари без Царя. Их не будет сдерживать вообще ничего. Бога они не боятся, а на земле им бояться будет некого.
И восстания типа пугачёвского — это просто лишь фон. Да, у нас не 1917 год, революции не случится, но…
Но, даже, возвращаясь к ограничению срока службы в Армии, это будет воспринято теми же офицерами-дворянами, как послабление (можно не всю жизнь служить, а, к старости, нахватав наград и почестей, отправиться пить наливочку в своё собственное пожалованное имение), но вот солдатами и унтерами это будет воспринято яро злобно и крайне агрессивно. Жизнь солдата и моряка в Империи (любой) всегда намного вкуснее и надёжнее, очень гарантированнее, чем жизнь вечно голодного крестьянина, тем более крепостного. Многие молодые парни с радостью записывались в солдаты, только чтобы вырваться из этого бесконечного цикла — бесконечный, практически каторжный труд в поле, голодная жизнь, и беспросветность для тебя, и семьи твоей.
В Армии, и, особенно на Флоте, сравнительно, прилично кормили, одевали. Для вчерашнего простого крепостного, жизнь вполне себе надёжная и удачная. Не говоря уж, что солдат за время своей службы повидает новые земли и края. У него даже мыслей нет о том, чтобы вернуться назад в свою голодную глухую деревню. Фантазии и мечтания о беззаботном детстве — это просто фантазии. А тут, вдруг, говорят солдату — двадцать пять лет отслужил, и ТЫ СВОБОДЕН! В деревню!
Да они меня на штыки поднимут за такое кидалово.
Угробил солдат или матрос всю жизнь молодую, служа Императору и Империи, а их на старости лет выбрасывают на помойку жизни этой самой? Это благодарность такая? В эти времена сорок лет — это очень серьезный возраст. Тем более после битв и бесконечных походов. Пятьдесят лет — почти старик почтенный. На завалинке патриархом рода сидеть. Вот я могу их так «освободить и осчастливить»? Что будет делать такой, уже сильно немолодой, мужчина, вернувшись в свою деревню? У него нет ничего. Ни реальных знаний крестьянской жизни, ни, главное, здоровья. Для общины он обуза. Отношение к нему такое же. Жениться разве что на вдовушке. Дети? Не факт. Может быть. Но они не подспорье семье. Когда они подрастут, мужик уже одряхлеет совсем. Что солдату-ветерану делать с ЭТОЙ СВОБОДОЙ?
ОСЧАСТЛИВИЛ Я ИХ, ДА?
Да буду я трижды проклят, с их точки зрения, за такую СВОБОДУ!!!
И тут явится Емелька Пугачёв или Иоанн Третий и пообещает мужику и солдату… Армия не станет ждать своей заслуженной пенсии (прости Господи).
Так что вернуть ветеранов обратно, в их деревни, вообще не вариант.
Но, и без отмены (пусть и поэтапной) крепостного права — тоже не вариант. И отмена не вариант. На том же Урале, на Волге остановятся заводы, верфи и фабрики. Нет сейчас столько свободных рук. Рабочий класс ещё нужно формировать. И это, не говоря уж о крестьянском труде в части производства хлеба насущного. Экономика Империи просто рухнет с такими прожектами.
Стук в дверь кабинета.
— Да!
Флигель-адъютант полковник князь Барятинский доложился:
— Государь, срочная депеша.
— Давай.
Читаю. Ну, что сказать. В Константинополе новый султан и халиф. Добравшиеся до османской столицы татары вместе с янычарами придушили миролюбивого Мустафу III. Восставшие посадили на трон, томившегося в Кафесе с другими наследниками, Баязида так же номером Третьего. Тот сразу войну России и объявил. Событие ожидаемое. Но, были надежды, что французы от последнего шага турок удержат. Хотя, маршал де Ришелье и преуспел с избиением Ганновера, сейчас наше возвращение к избиению Пруссии Парижу кажется неуместным. Так что турки нас займут в ближайшее время.
Были у меня надежды, что, хотя бы, год — полтора у нас есть в запасе, чтобы разнести войну против Крыма и Константинополя с новой европейской. Но, не всё так, как мы хотим в этой жизни.
Даст Бог, султану не отсыпали много денег на эту войну. И в Париже и в Лондоне с ними сейчас не густо. Но, могут и поскрести по сусекам. А значит, снова надо гнать в Средиземное море флот. Бурбоны борьбу ирландцев и без нас поддержат.
Что ж, война так война.
Видит Бог — я не хотел.
Не из-за миролюбия нашего. Отнюдь. Османы — серьезный противник.
Мы не готовы. Как всегда. Одно дело гонять татар кочевых по Крыму, а другое дело сцепиться с, пусть региональной, но сверхдержавой. Во всяком случае, на Чёрном море османский флот господствует безраздельно. Да и в целом. Одних турецких крепостей сколько в том же Крыму.
И война — это про деньги. Их всегда мало. Рубль к рублю, но миллиона всё равно не хватает.
У нас даже походная телеграфная линия доходит только до Перекопа. Донская эскадра вполне уже годная, но на Днепре достроенного флота почти и нет. Пороги.
Все планы боёв и строительство надо ускорить.
— Иван, — позвал я своего флигель-адъютанта.
— Да, Ваше Императорское Величество, — князь Барятинский возник в моей двери.
— Извести членов Ставки что я собираю всех, — дал я распоряжение, — через четыре часа. И сообщи каждому приватно, что турки войну объявили, ступай.
Полковник «взял под козырёк». Иван Сергеевич расторопен и смел, отдавая ему поручение или приказ я всегда был уверен
