Комбриг. Сентябрь 1939 - Даниил Сергеевич Калинин
— Выстрел!
Лязгнул казенник, выплюнув стрелянную гильзу — при стрельбе бронебойными танковая «сорокапятка» работает в режиме полуавтоматики. Остро запахло сгоревшим порохом — а заряжающий уже сноровисто зарядил орудие новой болванкой! Капитан не промахнулся: его снаряд проломил тонкий броневой лист башни (всего четырнадцать с половиной миллиметров) — и, срикошетив от смятого казенника пушки, угодил в боеукладку. Заодно порвав бедро заряжающего, отчаянно завизжавшего от дикой боли… Однако детонации не произошло — заискрил порох в разбитых гильзах, но осколочных снарядов в ней просто нет. От удара машину крепко тряхнуло, заглох двигатель — но пришедший в себя мехвод быстро запустил панцер. Видя это, Кругликов крепко ругнулся — и, мгновенно поправив маховик доводки, всадил вторую болванку в моторное отделение.
— Выстрел!
Германская машина вспыхнула, как скирда соломы, облитая бензином; открылся башенный люк, наружу полез офицер — но изнутри его тотчас догнал скрученный язык пламени… Вслед за командиром, открыли огонь оставшиеся два танка — Малютин точно всадил болванку в лоб «единички», а экипаж второй машины повредил ходовую еще одной «двойки». После чего добил ее второй болванкой; огрызнулись огнем танки Михайлова и на левом фланге, где первый немец также подорвался на мине…
Но в ответ уже ударили очереди немецких автоматических пушек.
Малый калибр их снарядов (всего двадцать миллиметров) опасен гусеницам, способен залететь и в смотровую щель, разбив триплексы — а за сто метров возьмет двадцать миллиметров брони. Если зарядит точной очередью, то вполне способен поразить «бэтэшку» даже в лоб! Но за четыреста метров очереди легких немецких машин мало чем угрожают советским «быстрым танкам», чью броню усилили мешками с землей… В очередной раз взвод (по сути, именно взвод) Кругликова ударил едва ли не залпом — и вспыхнули разом три немецких «панцера», прекративших движение из-за мин! Советские танкисты приноровились бить в моторную часть — расстреливая левую оконечность перевернутого танкового клина и поражая панцеры в правый борт.
Но если маневр немецких машин на левом фланге ограничило минное поле, то тяжелые и средние панцеры в центре клина уже разделились. И медленно поползли к позициям советских танкистов, ловя в хорошую цейсовскую оптику вспышки «сорокапяток»… Они развернулись к ним прочной лобовой бронёй — а очереди «двоек» послужили танкистам в качестве целеуказателей.
В свою очередь, командир роты германских легких машин уже приказал продолжить движение — взяв сильно левее, обходя высоту с фланга. Он верно угадал, что мины выставлены по фронту, прикрыв лишь северный склон горы — и теперь спешил обойти их, заходя большевикам в тыл… Наконец, командующий третьим полком панцерваффе, оценив верный маневр подчиненного, также приказал обоим «крыльям» полка обходить «Кортумову гору» на флангах.
Вдруг взлетевшую с высоты 324 красную ракету он просто не увидел…
Между тем, к «бэтэшке» Кругликова пристрелялась одна из «двоек» — две очереди бронебойно-трассирующих легли точно в башню, в клочья разорвав мешки с землей. Последние не могли их остановить, хоть и погасили силу ударов — но по лобовой броне будто рубанули огромным зубилом! Капитана крепко тряхнуло внутри машины — и первая его болванка махнула мимо цели; мешали целиться и мелкие комочки земли, налипшие на прицел снаружи… Плюнув на все, Андрей приказал зарядить один из немногих осколочных — и подловил-таки настырную «двойку» во время смены позиции. Граната ударила рядом, но осколки ее ожидаемо зацепили гусеницы — а близкий разрыв вмял один из катков.
— Бронебойный!
Башнер мгновенно закинул снаряд в казенник, лязгнул затвор пушки — и тут же в лоб бэтэшки врезалась германская трехдюймовая болванка… Брызнули оранжевые искры расколотой ударом брони, а слева послышался страшный шлепок о мягкое; вдруг сильно запахло кровью. От сильнейшего толчка капитана сбросило с сидения — и он уже рефлекторно, ведомый твердым желанием довести дело до конца, нажал рукой на педаль спуска.
— Выстрел…
Капитан старался не смотреть в сторону заряжающего. Он твердо понял, что Вани больше нет: так много крови из несмертельной раны столь быстро не натечет — а раненый даже без сознания ворохнется или издаст какой стон… Но нет, тишина в башне буквально мертвая, только порох шипит в снарядных гильзах.
А ведь осколочные гранаты, пусть их и расстреляли в большинстве своем, все еще остались в боеукладке…
— Илья, уходим! Быстрее!
Люк мехвода в передней части корпуса лязгнул словно в ответ командиру; Андрей же, поднявшись на ноги, потянулся к танковому «Дегтяреву». Бой только начинается, и если придется воевать в пехоте, то хотя бы с пулеметом, а не простым «наганом»… Лишь бы только успеть выбраться прежде, чем рванут снаряды!
Старший лейтенант Малютин видел, что Кругликов сильно увлекся расстрелом легких немецких танков. Но без рации он не мог связаться с капитаном — а последний вел бой через узкий телескопический прицел, расстреливая «панцеры» на левом фланге… Однако у лейтенанта (уже лейтенанта, повышенного комбригом в звании еще за прошлый бой!) перископ во время германской артподготовки уцелел — и он успел заметить опасность со стороны сильных немецких танков. А его первый выстрел даже опередил экипаж германской «четверки», подбивший командирскую машину… Ведь пушка-огрызок этого панцера все одно способна взять тридцать пять миллиметров брони даже за километр! Но свою болванку Малютин поспешил вложил в башню «тройки», двигающейся на фланге средних панцеров.
Это была ошибка. За полкилометра с лишним, что отделяли «бэтэшку» лейтенанта до германского танка, слабосильная пушечка последнего может взять двадцать пять миллиметров брони от силы. Условно тяжелые «четверки» опаснее — к тому же их просто больше. А Малютин впервые дал маху: его болванка лишь вскользь зацепила бортовую башню вражеского танка, оставив на ней светящуюся от жара борозду… Впрочем, немецкий экипаж крепко тряхнуло от удара — и ответный снаряд лишь толкнул «бэтэшку» Ильи в борт волной сжатого воздуха.
Зато вторая болванка лейтенанта вломила шаровую установку курсового пулемета Т-3 — уделав осколками германского мехвода и пробив тонкую перегородку моторного отделения. Подбитая машина тут же задымила — но и танк Малютина засекли; огонь с коротких остановок открыли сразу шесть панцеров разом…
Выручая товарища, открыл огонь третий уцелевший танк; экипаж его выбрал целью тяжёлый, отличающийся внешней массивностью Т-4. В нем угадывалась прочная броня — а массивная, хоть и короткая пушка калибра 75 миллиметров была опасна любому советскому танку… Командир всадил болванку в корпус, рассчитывая ударить в шаровую
