Шарлатан 4 - Квинтус Номен

биофаке, куда я сунулся за разъяснениями, меня просветили: в «нечерноземной полосе» основными «хлебами» считалась рожь, овес и ячмень: у них урожаи тут были заметно выше, чем у пшеницы. А еще поля-то были здесь не особо плодородными, а как раз рожь это плодородие прилично повышала. Потому что в почве сильно не хватало калия (почти везде его не хватало), а рожь своими длинными корнями этот калий доставала из глубоких слоев земли. А еще в этой самой «нечерноземной полосе» земля большей частью была «тяжелая», суглинки да глины преобладали, а как раз рожь (опять своими длинными корнями) такую почву как-то разрыхляла прилично, причем на большую глубину разрыхляла, и вот после нее можно было в поля много чего сажать да сеять. Но в таких условиях именно рожь была основой любых севооборотов, а так как ее получалось много, то ржаной хлеб всегда имелся в достатке. Даже в засушливые годы имелся, а вот с той же пшеницей было заметно хуже. То есть в засуху — много хуже, а не в засуху ее в основном именно на черноземах сеяли и собирали, однако средние урожаи ее были пока что в районе семнадцати центнеров, причем уже лет пять увеличить их никак не получалось. То есть в отдельных колхозах периодически и по двадцать два собирали, и по двадцать четыре. Однако Андрей Николаевич, который меня в себе вызвал, чтобы попробовать меня все же уговорить в аспирантуре остаться, моими «опасениями по поводу урожайности» проникся (как-никак биолог не из последних) и сказал, что практически всегда после таких «выдающихся» урожаев следует настолько резкое падение, что в последнее время за рекордные урожаи именно пшеницы колхозников вообще награждать перестали. Точнее, награждали только в случаях, когда после получении такого урожая на этом поле хоть что-то собрать приличное могли…

Хорошо, что у нас ректор биологом оказался. Хотя он больше пчелами занимался, связи у него были весьма обширные, и он мне порекомендовал кучу народа, которых можно было привлечь к решению проблем с урожаями зерновых. Причем не «вообще» порекомендовал, а с людьми связался и заранее возможные варианты сотрудничества обговорил. И я тоже кое с кем пообщаться успел. А перед самой защитой диплома мы с Ю Ю очень демонстративно все же разругались. Причем — все же умеет она правильные поводы готовить — разругались именно по «сельзозтематике» она заявила, что я вообще «предаю математическую науку по зову желудка», а когда я ее за это обозвал дурой набитой, она мне такую оплеуху закатила!

В общем-то, мы не только нашу перепалку тщательно отрепетировали, но и оплеуху отработали до блеска, и она получилась не хуже, чем в фильмах у Джеки Чана: я после ее удара метра на два отлетел. Так что и наше «расставание» никого особо не удивило, хотя довольно много народу в университете и жалели об этом: уж больно мы с ней гармоничной парой были. А после того, как у меня прошла защита диплома, она вечером зашла в гости, чтобы поздравить с окончанием университета и мимоходом заметила:

— Хорошо, что теперь мне не нужно будет тебя лупить и охранять, я теперь могу к тебе как к обычному человеку относиться. К хорошему человеку, и мне очень хочется, чтобы мы расстались… чтобы мы остались друзьями. Ты же не против? Да, я замуж летом выхожу, он почти полтора года этого ждал. Ты ко мне на свадьбу-то придешь? Я от души приглашаю.

— А твой жених?

— Он из нашего же отдела, о работе моей знает. Так что его можешь не бояться.

— А я и не боялся, ты же меня научила кому угодно морду набить, даже не вспотев при этом. Просто не хотел человека раздражать… Зато теперь мне уж точно никто не помешает на день рождения… даже на свадьбу подарить то, что я много лет хотел. Тебе какая машина больше нравится? И не возражай, ты ее точно заработала…

Глава 2

Защита диплома в целом прошла несколько феерично: на нее приехали сразу три математических монстра и два основоположника советской вычислительной техники. И мне на этой защите вообще даже рта открыть не позволили: сначала выступил («со вступительной речью») Мстислав Всеволодович Келдыш, расхвалив со всех сторон написанный мною учебник по «Лингве», затем сестра его очень позитивно отозвалась о только что напечатанном в городской типографии учебнике по «Аналитику» (ей Юрий Исаакович рукопись на отзыв отослал), а напоследок Андрей Николаевич Колмогоров, все же не удержавшийся и ехидно заметивший, что упомянутые учебники темой моего диплома не являются, довольно подробно прошелся по как раз для диплома и написанной «методичке» по постановке алгоритмических задач. Очень подробно остановился, его никто в течение почти получаса прервать не рискнул — зато когда он закончил, наступила «минута молчания». В смысле, народ пытался понять, оговорился академик «по привычке» или действительно думал, что сказал — а речь свою он закончил словами «я думаю, что соискатель безусловно заслуживает присвоения ему звание кандидата физматнаук». «Услышав тишину», Андрей Николаевич с откровенно смеющимися глазами оглядел аудиторию и добавил:

— Я действительно думаю именно так, как сказал. И даже на всякий случай бланк кандидатского диплома с собой захватил, а то вдруг у вас в Горьком с ними проблемы…

Собственно, поэтому вечером Ю Ю ко мне и забежала:

— Очень хорошо, что ты кандидатскую степень получил, теперь-то уж точно никто не станет задавать вопросы, почему тебя сразу после выпуска директором института назначили.

— Ю, ты вот точно не горьковчанка, а то бы знала: тут никто не стал бы спрашивать даже если бы меня назначили не то что Первым секретарем обкома и Председателем облисполкома одновременно, а даже императором галактики: я же Шарлатан, меня в области все знают. А все взрослые люди в области уже считают меня каким-то начальником, лишь от скромности не занимающим официальных постов. Меня же лично товарищ Сталин провозгласил образцовым комсомольцем и мои советы в точности исполнял!

— Что-то я такого не слышала.

— Я же говорю: не горьковчанка. Ты мне даже не родственница, а таких в области вообще единицы! Но это лирика, а вот мне почему-то никто не рассказал, куда мне завтра на работу-то приходить. Ты не в курсе, где этот институт-то находится?

— В курсе: нигде. Его тебе нужно будет создать, и Павел Анатольевич, хотя в лоб ничего такого не говорил, но намеками дал понять, что в Москве тебя