Сирийский рубеж 4 - Михаил Дорин

Сон снова накатывал. Я слышал лишь гудение турбин и чувствовал, как Ил‑76 тянет нас всё дальше на запад. Когда проснусь, будет рампа, раскалённый ветер и новая неизвестность.

Странное ощущение… будто я уже знаю, что эта командировка станет какой-то особенной. Не рядовой.

Я подтянул бушлат повыше и закрыл глаза. Проснулся когда самолёт начал плавное снижение, а немногочисленные пассажиры в грузовой кабине зашевелились.

При выполнении очередного разворота и я полностью отошёл от сна, потягиваясь на ящиках. Карим Уланов академично убирал в сумку книжку, накинув на себя куртку и готовясь к посадке.

— Шевретку лучше снять. Там не холодно, — сказал я Уланову, и он меня послушал.

— Из Сирии в Сирию, так?

— Ну, если отбросить некоторые особенности, то да, — кивнул я.

Пока я слез со своей «деревянной лежанки» и встряхнул куртку лётного комбинезона, ко мне подошёл Кеша. Судя по выражению его лица, вопрос он уже подготовил.

— Сан Саныч, ну а как мне своё пространство защищать?

Ну, достал! Я теперь с ним ещё и как тренер личностного роста поработать должен⁈

— Смело, но аккуратно, — ответил я.

Однако в проблему Иннокентия решил включиться и Карим. Его быстро посвятили в курс дела.

— Ладно, представь, что я — Лена. Пришла к тебе с наездом. Мол… ты чего носки разбросал и на кровати лежишь? А ну вставай! — сказал Уланов.

Получилось неплохо. Теперь слово было за Кешей. Он подумал и выдал:

— Эм… Я тебя не звал. Иди на хрен отсюда!

Мы с Каримом переглянулись и внимательно посмотрели на Кешу.

— Так? Или нет? — спросил он.

— Саныч, а что это было? — спросил у меня Карим.

— Это пример отстаивания личных границ. В данном случае, мужчина не ищет социального одобрения и открыто выразил свою позицию, не боясь осуждения, — ответил я, но Кеша был не совсем доволен.

Он всё так же смотрел и ждал какой-нибудь ещё реакции.

— Кеша, давай ты не с психологии, а с отечественной литературы начнёшь читать, — предложил я, доставая из рюкзака «Честь имею» Пикуля.

Самолёт продолжал снижаться, и в иллюминаторе начали проглядываться очертания оазиса, вокруг авиабазы. Непривычно, когда тебя не сопровождают вертолёты перед касанием полосы. Да и давно уже самолёт, на котором я лечу, не выполняет заход с градиента.

От прибрежного города прослеживается серая полоска дороги, которая и ведёт в сторону авиабазы. Только вот пока не видно ни полосы, ни самой инфраструктуры аэродрома.

— Задачу будут сегодня ставить на вылеты? — спросил у меня Кеша, присаживаясь рядом на откидную сидушку.

— Возможно. Срок нашего пребывания здесь был указан в документах чисто символический, — ответил я, продолжая смотреть в иллюминатор.

— Предположу, что двумя символическими неделями не ограничимся. Иначе, зачем мы столько много тащим ЗИПов на Ми-8, — предположил Карим.

— Думаешь? Здесь столько ящиков, что можно два Ми-8 собрать, — удивился Кеша.

— Сейчас сядем и всё увидим. В Сирии мне сказали, что вся информация по прилёту на базу будет у старшего группы советских советников, — сказал я, затягивая парашютную сумку со снаряжением.

Ил-76 через несколько минут коснулся полосы. Плавное торможение с включением реверса заставило проснуться ещё продолжавших спать техников и их старшего группы.

До остановки самолёта больше разговоров не было.

Рампа Ил‑76 загудела и медленно поползла вниз. В нос ударил первый порыв горячего воздуха — густого, пахнущего керосином, гарью и чем‑то металлическим. Это был другой воздух, не сирийский.

Я шагнул первым. Спустившись по рампе, огляделся вокруг.

Аэродром был весь в пятнах копоти. По краям полосы были воронки. И вполне себе свежие. Никто их здесь не торопился закапывать. За дальним ангаром чернели остовы истребителей. Обугленные скелеты с разорванными крыльями двух МиГ-21.

— Это здесь американцы так учения проводили, да? — спросил у меня Карим.

— Да. Несли свободу и процветания обездоленным. С помощью бомб, конечно.

Яркий свет солнца не давал возможность долго смотреть без очков. Надев свои «Авиаторы», я закинул за спину сумку и пошёл к толпе военных, стоящих рядом с двумя японскими внедорожниками.

Только мы отошли от самолёта, его тут же обступили вооружённые автоматами советские морпехи в полевой форме. На них была надета так называемая форма «тропичка», но в камуфляже расцветки «Бутан». Кажется, рано для появления подобной формы.

Кеша шёл рядом, щурясь от солнца. Его комментарий не заставил себя долго ждать.

— Командир, тут курорт. До моря километров 15. А там пляж, пальмы и зенитки, прикрывающие порт.

— Здесь тоже есть, — указал я на пусковую установку С-125.

Недалеко от полосы вращалась и РЛС П-19. Рядом с ангарами расположились два Ми-8 в пустынном камуфляже и с зелёными кругами на хвостовых балках.

— На этих будем летать? — кивнул Карим.

— Сказали, что принимающая сторона обеспечит техникой.

Мы шли в направлении группы людей, очевидно ожидающих нас. Среди них было несколько человек вооружённой охраны и два офицера в светлой форме с красными петлицами на воротнике. На голове у каждого красный берет с нашитым гербом, который представлял из себя золотого ястреба, повернувшего голову налево, внизу держащий свиток, а в центре щит зелёного цвета.

С ними рядом и наш советский офицер в песочном комбинезоне. Обмундирование уже настолько выгорело, что стало белым.

— Добрый день! Майор Клюковкин с группой советских специалистов, — поздоровался я с нашим офицером.

— Подполковник Матюшин Виктор Сергеевич, старший группы советских авиационных специалистов в Тобруке. Добро пожаловать в Ливию!

Я ещё раз оглядел ту самую базу, которая носила имя бывшего президента Египта Гамаль Абдель Насера. Мне казалось, что американцы сюда не должны были достать во время своей операции «Каньон Эльдорадо». Но и сама операция должна была случиться только через год. Так что всё пошло немного не так в этой истории.

— Спасибо, — кивнул я, пожимая руку Матюшину.

Передо мной был обыкновенный советский офицер, проходящий службу за границей. Подтянутый, загорелый, улыбающийся. Из особенностей, у Виктора Сергеевича был прищур на правый глаз.

— Знакомьтесь с коллегами, — подвёл меня Матюшин к ливийцам.

Переводчик за спиной Виктора Сергеевича начал переводить, но мне это было ни к чему.

— Мир вам, майор Клюков. Я полковник Назри Амин, Военно-воздушные силы Ливии. Являюсь командиром авиабазы имени Гамаль Абдель Насера, — представился мне первый офицер.

— И вам мир, господин Амин. Моя фамилия Клюковкин, — поправил я полковника на арабском