Сумрачный гений князя Андрея - Августин Ангелов
Потом был великолепный обед, на котором Наташа говорила о железной дороге не как о «стальном змее», а как о «стальном коне, что мчит Россию к процветанию». Она не оправдывалась, она диктовала новый язык, на котором отныне будет говорить общество. А когда ее речь прервал громкий возглас одного из важных пожилых сановников из друзей графа Ростопчина: «Княгиня, но это же не женское дело! Ваш удел — дети и салоны!»
Наташа улыбнулась, парировав:
— Ваше превосходительство, а разве воспитание будущих поколений — не самое важное дело? Я хочу, чтобы мои дети жили в сильной и современной стране. А чтобы создать такую страну, иногда нужно выйти из салона и взяться за дело. Разве жена может не поддерживать мужа в его начинаниях? Вот и мы с князем Андреем тоже идем вперед вместе. И наше будущее, как и будущее наших детей, — это процветание России.
В наступившей тишине раздался одинокий хлопок. Первым аплодировал граф Воронцов. Но тут же к нему присоединились Пьер с супругой, затем поддержали другие гости. Это была не бурная овация, но согласие и признание. Атака ретрограда, не успев толком начаться, была отбита Наташей с невероятным стилем.
В ту ночь, провожая последних гостей, Андрей смотрел на свою жену с удивлением и восторгом, — уставшую, но сияющую изнутри. Он понял, что ошибался. Их брак не был ненадежным элементом. Напротив, он становился самым совершенным механизмом, который сопутствовал прогрессу. Таким, в котором две разные шестеренки, — логика и интуиция, расчет и страсть, — сошлись вместе, чтобы двигать всю страну вперед.
И этот механизм взаимодействия и взаимопомощи между Наташей и Андреем был готов к новым вызовам. Где-то на западе уже собиралась Великая Армия Наполеона, а здесь, в России, вовсю стучали молоты на стройке века, рождая стальную артерию между двумя столицами. И они вместе теперь стояли у истоков этого нового мира, — князь Андрей по прозвищу Сумрачный Гений и его Светлая Княгиня, готовые встретить будущее плечом к плечу.
Их новый интеллектуальный союз оказался не просто рискованным экспериментом, а взрывной смесью, которая с первых же дней начала давать ошеломляющие результаты. Страсть не поглотила дело — она трансформировалась в жадный, почти физический голод к знаниям у Наташи и в восхитительное изумление у Андрея, наблюдавшего, как его юная жена впитывает сложнейшие концепции технического развития с той же легкостью, с какой когда-то училась танцевать менуэт.
Наташа всерьез загорелась идеей построить побыстрее настоящий автомобиль. Ее предложения по дизайну «самодвижущейся коляски» были наивны с инженерной точки зрения, но оригинальны с точки зрения эргономики и эстетики. Она интуитивно чувствовала, что машина должна быть не просто функциональной, но и красивой, желанной для самых богатых людей.
— Зачем прятать двигатель внутри? — спросила она однажды Андрея, склонив голову над своим очередным эскизом. — Он же красивый! Все эти медные трубки, блестящие цилиндры и клапаны… Пусть он будет спереди, под капотом, но так, чтобы его можно было показать людям, как драгоценность! Это же символ силы и прогресса!
Андрей задумался. Он смотрел на машину как на инструмент, она — как на произведение искусства. И в этом был ключ к успеху. Их первый совместный проект транспортного средства, сконструированный по эскизам Наташи и названный «Наташамобиль», стал не самодвижущейся коляской, а заявкой на новый стандарт. Машина с открытым передним расположением парового двигателя, с отполированными до зеркального блеска латунными деталями агрегатов, с большими колесами и с удобными, мягкими сидениями для пассажиров, произвела фурор на небольшой выставке для московских купцов-инвесторов. Это был уже не просто «паровой дилижанс», это был статус необычайной изящной новинки, способной заменить лучшие кареты.
Но Ростопчин не дремал. Удар, предсказанный Воронцовым, был нанесен с изощренной жестокостью. В свете, а затем и в народе, начала расползаться новая ядовитая басня. Будто бы княгиня, жена князя Андрея Наталья, проводя дни среди мастеров и инженеров, не просто опекала их, а участвовала в неких тайных «технических мистериях», которые будто бы устраивал ее муж-алхимик. Шептались, что «детские сады» при железнодорожном заводе — это на самом деле прикрытие для отбора самых крепких младенцев для жертвоприношений «стальному змею». Якобы, именно поэтому дорога строится так быстро, — ведь ее фундамент полит детской кровью!
Слух был чудовищно нелеп, но идеально бил в самое уязвимое место — в материнские чувства. И он достиг ушей графини Ростовой. Для и без того напуганной женщины это стало последней каплей. Она в слезах примчалась в загородную усадьбу, умоляя дочь оставить «этого исчадия» и вернуться домой, пока «ее душа не погублена окончательно».
Наташа выслушала мать, не перебивая. Но в ее глазах горел уже не юношеский максимализм, а холодная сталь решимости сильной женщины, чувствующей свою правоту. Она не стала спорить или оправдываться. Вместо этого она взяла мать за руку и молча повела ее в поселок при железнодорожном заводе. Там Наташа показала матери настоящие ясли, просторные помещения с паровым отоплением, где крестьянки-кормилицы нянчили здоровых, румяных детей рабочих. Потом она привела графиню в импровизированную школу для ребят постарше, которую организовала сама. Затем подвела к котлам в просторной кухне, оборудованной электрическими плитами и электрическим освещением, откуда пахло не серой и дымом, а наваристыми щами, кашей и свежей выпечкой. И наконец, подвела к группе скромно, но опрятно одетых женщин, жен рабочих, которые под ее руководством шили одежду и чинили белье для артели.
— Вот мои «мистерии», маменька, — сказала Наташа тихо, но так, что каждое слово было отчеканено. — Моя алхимия — это превращение голода в сытость, грязи — в чистоту, а невежества — в знания. Если это грех, то я готова ответить за него перед Богом. Но я не позволю никому называть грехом заботу о людях.
Графиня Ростова уехала, сломленная и растерянная. Она так и не поняла до конца ни паровых машин, ни железной дороги, но она увидела другое: свою дочь не жертвой, а хозяйкой положения, окруженной искренней любовью и уважением сотен людей. И этот факт заставил ее замолчать.
Однако, для света этого было недостаточно. Нужен был громкий, демонстративный жест. И Андрей с Наташей придумали его вместе. Вместо того чтобы оправдываться, они снова пошли в наступление. По инициативе Наташи они организовали первую публичную поездку на паровом автомобиле по улицам Москвы. Не для инженеров, не для купцов, а для всех. Князь Андрей был за рулем, ловкий молодой кочегар подбрасывал уголь в топку парового котла, из высокой трубы шел дым, пролетая
