Петр Третий. Бунт и Империя - Владимир Викторович Бабкин

Лина усмехается.

— Точно? А то мы сами вас сюда к паровозу прикрутим и будем фотографировать.

Склонённая голова.

— Да, Ваше Императорское Величество. Всё хорошо. Нижайше прошу простить, Ваши Величества, за известные неудобства, но, история требует жертв.

Хорошо сказал, шельмец. Я не про фотографию. Хотя и про неё тоже. Хоть узнают потомки о том, мы выглядели на самом деле, а не в представлении художников-живописцев, прости Господи. А то в своём XXI веке я, хоть и профессор университета, устал сравнивать портреты одного и того же человека, написанные разными художниками в века до фотографии. Портреты все разные и совсем не похожи на оригинал. Память у меня хорошая, но я почти не встречал людей, которые так уж похожи в реальности на свои портреты из моего времени.

Художники так видят и так умеют. Этим всё сказано.

Вот я нынешний весьма радикально внешне отличался от портретов Петра Третьего, которые дошли до моего времени. Наверняка несостоявшаяся здесь Катька повелела уничтожить все приличные, оставив лишь уродские, где Император был чисто олигофреном или дебилом, который лишь в солдатики умел играться. Я тоже умею. В солдатики. Фридрих бывший Прусский и османские султаны не дадут соврать. Шведы тоже. Да, и, крепости Маастрихт и Гельсингфорс.

И историю править умею. Архивы Кремля полны всякой неудобной, некрасивой, и, нередко, позорной ереси, которую я повелел вычеркнуть из официальной истории. Зато библиотеки университетов, школ, публичных заведений полны правильной (с моей точки зрения) истории. На том стояла, стоит и будет стоять любая власть. Моя, в частности.

Например, не дожидаясь Татищева, я повелел считать Иваном Третьим Великого Князя Владимирского и Московского Ивана Васильевича. А вот Ивана Третьего Антоновича как-бы и не было вовсе. В учебнике честные пара строк. И на могильном камне. Цесаревич Иван Антонович родился… — умер. А что ещё писать? Мал был, ничего натворить не успел. Если у кого альтернативные истории про это есть, так их всегда готовы послушать, с пристрастием на дыбе в Тайной канцелярии. Для особо творческих рассказчиков у нас есть виды красот Сибири. Как сказал бы в мои времена Иосиф Бродский: «Красота при низких температурах — настоящая красота» . Лучшие рассказчики взирают на тайгу без языка или головы. Но, мало в этом времени альтернативщиков. Попаданцев в Ивана Антоновича последние годы нет. Непопулярна тема сия. Самое смешное, что мои приёмные дочери Екатерина и Елизавета вполне официально Антоновны, настоящие, вне всяких сомнений, члены моей Августейшей Фамилии, а вот их родной брат, Иван Антонович, законный Император Всероссийский, канул в Лету.

Не было его. И всё. Не событие , как сказал бы Джордж Оруэлл.

Такие вот дела.

…Фотограф кивает помощникам и нашу композицию раскручивают.

Два фельдъегеря терпеливо ждали конца нашей фотосессии с какими-то пакетами. Один прибежал позже, но был очень нетерпелив. Едва Лина освободилась от фиксаторов, он тут же подскочил к ней:

— Ваше Императорское Величество! «Молния» из Царского Села!

Я навострил уши. Царское Село — это весьма серьезно. Там сейчас Павел и Катя.

Киваю второму офицеру, тот мне протягивает свой конверт.

Чиновник телеграфного ведомства. Значит не война.

Прячу конверт в карман.

Гражданские дела потерпят некоторое время.

— Что в Царском?

Лина выдохнула.

— У Кати воды отошли. Надо ехать.

— Ну, поехали.

— А тут?

— Перебьются. Завтра-послезавтра, даст Бог, вернусь и всех уважу. Даже, может, награжу. Чтоб без обид. Поехали.

Кивок.

— Ну, поехали тогда.

Наш паровоз вперёд летит, в коммуне остановка (зачёркнуто) уже под парами. Линии проложены таким образом, что с Петровского вокзала поезд может поехать и в Царское Село, и в Новгород. Вокзал, вообще, целый хаб по местным временам. И железная дорога, и конка городская, и извозчиков полная площадь… Впрочем, я отвлёкся.

Пора. Пора ехать.

* * *

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ЦАРСКОЕ СЕЛО. ПАВЛОВСКИЙ ДВОРЕЦ. ПОКОИ ЦЕСАРЕВИЧА ПАВЛА ПЕТРОВИЧА И ВЕЛИКОЙ КНЯГИНИ ЕКАТЕРИНЫ РОМАНОВНЫ. 8 апреля 1772 года.

— Их Императорские Величества Пётр Фёдорович и Екатерина Алексеевна!

Сказано было вполголоса, но Павел поморщился, и отослал церемониймейстера.

— Довольно, братец. Все услышали. Ступай.

Тот поклонился и испарился. Лина поцеловала сына в щёку.

— Здравствуй, мой мальчик. Как Катя?

— Даст Бог, мам. Ждём.

Жму руку.

— Привет, сын.

Кивок.

— Привет, пап.

Империя замерла в ожидании известий из Царского Села.

Поезда подождут или поедут без нас.

Железная дорога Петербург-Царское Село работала исправно, так что мы с Линой вскорости были уже здесь.

У Великой Княгини Екатерины Романовны отошли воды. Мальчик или девочка? Как Бог даст. Аппаратов УЗИ тут у меня нет.

Первой у нас с Линой родилась Наталья. И лишь потом Павел. А потом остальные четверо. Тут нет смысла загадывать. У Павла, и, в девичестве, графини Екатерины Романовны Воронцовой уже двое детей. Девочки. Нужен мальчик. Срочно нужен! Всем нужен!

Ждём.

Какое имя ему, если Бог даст, дадут? Мы с Линой договорились оставить это на усмотрение Павла и его жены. Имя самого Павла нам с Линой навязала Елизавета Петровна. Я был против, и Лина не была в восторге, но наше мнение никто не спрашивал. Равно как и никто не спрашивал принцессу Каролину Луизу Гессен-Дармштадскую о том, хочет ли она принять православие под именем Екатерина Алексеевна. Да и меня, владетельного Герцога Карла Петера Ульриха Гольштейн-Готторопского, Матушка Императрица Всероссийская как-то забыла спросить согласен ли я именоваться Петром Фёдоровичем. Пусть хоть наши сын с невесткой сами выберут имена своих детей.

Молчим. Павел чуть не хрустит костяшками пальцев, глядя на иконы в углу. Губы не шевелятся, но Господу не нужны наши слова.

— Сын, ты как?

Каролина положила ладонь на руку Павла. Тот довольно нервно пожал плечами.

Кладу свою