ДМБ 1996 - Никита Киров
— Только не помирай, ты понял, Старый? — Слава Халява смотрел на меня. В руке у него был тюбик с иглой. — Щас, погоди, поставлю…
— Да мне уже кололи! — изо всех сил завопил я, сразу вспомнив истории, как раненым по ошибке вкалывали несколько таких тюбиков сильного обезболивающего, из-за чего они умирали…
* * *
Воспоминание ушло. Теперь снова темнота и боль. Но нет запаха бензина. Удалось?
— Ты как, мужик? — спросил кто-то, но я видел только размытый силуэт.
— Он живой ещё! — воскликнул другой голос.
— Взорвалось? — очень тихо спросил я.
— Нет, — это говорил Харитонов. — Ты вовремя, брат. Если бы в цистерну врезалось — разлилось бы всё, сгорело. А так… но тебе вот досталось… в кабину вмазалось, в краешек, тягач сразу снесло, но цистерна отцепилась от удара, устояла. Локомотив не упал, всё нормуль. Если бы не ты…
Снова всё пропало, и опять начались воспоминания, такие реальные, будто это произошло только что, а не давным-давно…
* * *
…Мы сидели в зиндане, в каменном мешке, втроём, прижавшись друг к другу от холода. Ждали, куда нас определят: в рабство, на обмен или под нож.
Я, Царевич и Шустрый смотрели вверх на бородатого мужика с автоматом, который только что открыл крышку люка. Рядом с ним стоял другой, с трубкой и чемоданчиком спутникового телефона в руках. Почти такой же, как у недавно взорванного Дудаева.
— Кто Царёв? — грубо спросил боевик с сильным акцентом.
— Я, — отозвался Царевич, поднялся и выпрямился во весь рост.
— Насчёт тебя договорились, — бородач скривился. — Сам знаешь кто. Поднимайся, домой поедешь. Но если вернёшься — поймаем и накажем.
— Они со мной, — твёрдо сказал Царевич.
— Ты чё, не слышал? Сейчас пальну в тебя…
— Со мной, — повторил он. — Я или с ними уйду, или стреляй. Оправдывайся потом… сам знаешь перед кем.
Говорил Царевич твёрдо, но я видел, как тряслись его колени.
Бородач что-то сказал товарищу, оба вскинули автоматы, но так и не выстрелили. В тот вечер нас привезли на ближайший блокпост и освободили, всех троих.
Мы прекрасно знали, кто вмешался и спас Царевича, а заодно и нас. Но спасибо никто ему не говорил…
* * *
Снова реальность, слабость и шум в ушах. Никак меня не отпускает.
— Он сейчас умрёт, — говорил кто-то рядом.
— Да тут скорую надо. Хотя пока приедет. Столько крови потерял.
— В машину его ко мне, — снова узнал я голос Харитонова. — Увезу.
Кто-то зачем-то нёс меня в ту самую старую девятку. Положили на заднее сиденье, но я это скорее почувствовал, чем увидел. Хотя мало что чувствовал, будто от меня ничего не осталось, как у Паши Самовара, к которому я так и не зашёл после дембеля.
Хотя думал, меня размажет напрочь. Кабину едва задело, но всё равно досталось. Боли не было. Но главное — я успел, это всё было не напрасно.
— Не ссыте, Андрей Валерьич, — довольное лицо Харитонова появилось надо мной. — Довезу.
— Куда? — спросил я одними губами.
— Куда вам надо, туда и довезу. Куда вам нужно?
— Домой, — прохрипел я.
А куда мне надо? Много где был, но вот всегда в последние годы думал, что не надо было отсюда уезжать. Может, и собрались бы мы все вместе, и что-нибудь бы получилось.
Глаза закрылись, и слышать что-то перестал. Как и чувствовать, только мысли остались.
Ну, хоть кому-то помог напоследок, смогу на том свете в глаза пацанам посмотреть. Увидят, что ушёл достойно, стыдиться за меня не надо.
Всё-таки надо было тогда остаться, не уезжать из города. Одни же мы были, всем вместе тогда надо было прорываться, мы же как братья были. Может, и не было бы тогда того взрыва. Ведь я же знаю, из-за кого это произошло…
Только нафига Харитонов музыку включил? Весело ему? Не до неё мне сейчас. Ещё и играла та самая песня, которую он включал раньше.
— И мы пройдём опасный путь через туман, — пел Юрий Хой из «Сектора Газа».
Машина остановилась, меня качнуло.
— Приехали, вылезай, — сказал Харитонов. — С тебя десять тысяч.
— Сколько? — чисто на удивлении вырвалось из меня.
Я открыл глаза и посмотрел на водителя. Это не Харитонов, это совсем какой-то молодой парень, весёлый и улыбающийся, с прилизанными волосами, завязанными сзади в хвост, и с большим горбатым носом. Он смотрел на меня.
— Я тебя в такую даль привёз, братан, а ты бабки жалеешь. Плати давай!
— А ты кто? — спросил я с недоумением. — Где Харитонов?
— Я и есть он, — он засмеялся. — Ты мне зубы-то не заговаривай. Людей обманывать — грех. Я и так мало беру, по совести. В такую даль привёз, а ты так и не заплатил.
Я полез во внутренний карман, достал старый потёртый кошелёк, а из него смятую купюру. Пятьдесят тысяч? Это что за такая деньга? Вернее, это очень старая купюра, я таких лет, наверное, двадцать пять не видел или все тридцать.
Таксист схватил купюру, поплевал на пальцы и отсчитал мне сдачу. И выдал мне сдачу такой же древностью: четыре потёртые купюры по десять тысяч, но отличающиеся от привычных десяти рублей только лишними нулями.
Я убрал сдачу. В кошельке ещё была купюра в сто тысяч рублей и ещё карманный календарик за 1996 год. 16 ноября обведено несколько раз. Я же в тот день уехал на вахту почти без денег. Это пацаны помогли, чтобы я не загнулся от голода по пути.
— Ну, бывай, Андрюха, — Харитонов махнул рукой. — Удачи.
Я вылез из совершенно новенькой вишнёвой «девятки», и она уехала.
А я охренел.
Это вокзал Тихоборска. Тот самый, из которого я когда-то уехал. Ещё целый, не сгоревший, каким я его помнил — невысокое массивное здание, покрытое облупленной жёлтой краской, с большими окнами, за которыми тускло горел свет.
Над широкой входной дверью торчала старая мозаика с паровозом, но половина плиток уже отвалилась, другая совсем выцвела. Двери с пружинами, они громко хлопали, когда кто-то проходил через них и не придерживал. Диктор что-то говорила через хрипящий громкоговоритель, но ни одного слова разобрать невозможно.
— Тучи, тучи, а тучи как люди, — завывало где-то рядом.
— Ой, мама, ой, — играло из «девятки» подальше. — Поздно идти домой.
Площадь перед вокзалом та же самая, как я помнил: всё те же ямы на асфальте, киоск «Союзпечати» и другой, с пивом и сигаретами, чуть дальше стояли припаркованные такси — «Волга», «шестёрки», пара новеньких «девяток». У «Волги» на крыше шашки такси, остальные — обычные бомбилы. Дальше стоял
