Черные ножи 5 - Игорь Александрович Шенгальц
Почему-то я подумал на того штурмбаннфюрера. Хватило бы у него полномочий, чтобы свести ситуацию на нет? Или это покровители Анни постарались? Главное, угроза ареста миновала, и на том спасибо.
В одной постели с Анни мы так и не оказались, хотя она была на взводе, адреналин в крови повысился после всего случившегося, и, как мне казалось, хотела продолжения вечера. Но меня внезапно переклинило. Нет, святошей я не был, и ради дела мог бы покувыркаться с девушкой, тем более что она была вполне хороша собой, когда того хотела. Пусть в обычное время выглядела серой мышью, но тем вечером была и женственна, и отважна, и задорна — вполне в моем вкусе. И дело было даже не в Насте, о ней я и не вспоминал. Просто решил, что вступать в интимные отношения с Анни не стоит. Опять сработала интуиция. Меня уже пытались в Лондоне поймать на медовую ловушку, так чем же Берлин хуже? А попадаться на такую простую, хоть и симпатичную приманку, было бы глупо.
В общем, допили мы тогда бутылку сверхдорогого вина прямо на улице из горлышка, я проводил ее до дома, и разошлись в разные стороны. Но я был уверен, что если сейчас обернусь, то обязательно поймаю ее взгляд мне вслед. И если подойду к ее двери, впустит в квартиру.
Не обернулся и не подошел.
Вернувшись в особняк фон Штауффенберга, я долго не мог уснуть. Где-то внизу на леднике осталось тело Гришки, в воздухе за окном вновь загудели бомбардировщики, а потом один за другим начали греметь взрывы. А я просто лежал и смотрел в высокий потолок просторной спальни. Потом встал, спустился вниз, достал из подсобки лопату, вышел из дома и вырыл могилу. Перетащил тело моего бойца и засыпал его землей.
После вернулся в особняк, отыскал бутылку коньяка, вышел на террасу, сел в кресло и выпил поллитра безо всякой закуски, глядя в черное небо без единой звезды.
С утра было тяжело, ведь за все время, что я жил в теле Димки, я почти не употреблял алкоголь. А тут накатило состояние, когда не выпить — хуже, чем нажраться в хлам. Вот только молодой организм, ослабленный долгим пребыванием в концлагере, не готов был справиться с подобными нагрузками, и остаток ночи я блевал, выблевав все, что успел выпить и съесть этим вечером.
И все равно, с утра я едва держался на ногах и едва дополз до автомобиля, который, как положено, ждал меня за воротами в полседьмого утра.
Шофер глянул с сочувствием, оценив мой потрепанный внешний вид, но промолчал. Я же буквально физически ощущал запах перегара, исходящий от меня. Так что ехали с открытыми окнами.
Вторая машина уже стояла у обочины на Беренштрассе. Водитель курил, ожидая пассажиров. Как только мы подъехали, дверь отворилась, и все пятеро офицеров вышли на улицу. Я тяжело выбрался из авто, глубоко вдохнув утренний воздух, и бросил короткий взгляд на Зиберта, но его лицо было непроницаемым. Не думаю, что он попытался что-то предпринять прошедшей ночью, даже такому матерому волкодаву нужно немного времени, чтобы освоиться в новой обстановке.
— Господин Фишер, вы в порядке? — фон Ункер взглянул на меня с явным неодобрением. Свежий, подтянутый, чисто выбритый — от него пахло дорогим парфюмом, что явно диссонировало с моим выхлопом, пусть и от хорошего коньяка.
— Разумеется, — я постарался взять себя в руки, но неприспособленное к подобным финтам тело Димки слегка шатнулось. Дьявол! Неужели за все время я так и не смог обрести полный контроль над собственным организмом? В таком случае, могу ли я считать, что именно я — единственный хозяин этого тела? — Трудная ночь. Много работы.
Мне явно не поверили, но на этом тема сошла на нет.
Зиберт и Баум влезли на заднее сиденье моего автомобиля, Кляйнгартен, Коше и фон Ункер разместились во второй машине.
Пока ехали, я то и дело поглядывал в зеркало заднего вида на Зиберта. Не перепутал ли я? Правда ли, что под этой личиной скрывается наш советский человек, разведчик, герой? Память говорила, что я прав, но сознание все же допускало возможность ошибки.
Проверить бы его… но как?
Пока такой возможности не имелось, но я уже начал обдумывать варианты, на чем бы суметь подловить и расколоть Зиберта-Кузнецова. Человек он спонтанный, ситуативный, охотно идущий на риск. Надо подсунуть ему наживку… и, если клюнет, сразу подсекать!
В штабе мы разделились. Я пошел к Штауффенбергу получить указания на день. Анни сидела на своем месте, но даже взгляд на меня не подняла, хотя вечером расстались мы вроде бы хорошо. Ничего, разделяй личное и рабочее, я тоже так считал.
Полковник встретил меня с недовольством.
— Что вы там учинили вчера, лейтенант?
— Ничего особенного, обычное недопонимание.
— Да? — он изумленно поднял одну бровь. — Мне доложили несколько иное. Впрочем, в розыск вас не объявили, и на том спасибо. Остальное меня не волнует.
Получается, меня и Анни все же опознали, но по какой-то причине не стали трогать. Я точно знал, что покрывать меня некому, так что оставался либо безымянный штурмбаннфюрер, либо секретарша и ее связи… и если это так, то связи эти на очень высоком уровне.
На том все и кончилось, но я-то прекрасно запомнил, как умеет стрелять обычная ничем не примечательная девушка Анни.
Следующие дни протекли в работе. Точнее, в саботаже. Я всеми силами старался ухудшить ситуацию с новыми дивизиями, как только мог. И добился в этом деле определенного прогресса. С пятеркой офицеров я не контактировал, лишь изредка пересекаясь с ними в столовой.
Следить же за Зибертом я пока даже не пытался. Во-первых, он непременно почуял бы слежку. Во-вторых, я полагал, что у меня имеется немного времени в запасе — ему нужно слегка освоиться, изучить маршруты, пути отхода, прежде чем исполнить первую акцию. Хотя, насколько я понимал, все могло случиться и внезапно, если сложится подходящая ситуация.
Но, судя по тому, что разговоры в курилке теперь сводились к предположению, что неуловимый убийца все же бежал из Берлина, ведь ночные убийства прекратились так же внезапно, как и начались, я оказался прав: Григорий был мертв и все временно закончилось.
Пришлось и мне взять паузу, занимаясь своими делами и стараясь не выпускать Зиберта из виду, насколько это было возможно. Офицеры должны были пробыть в Берлине еще около недели, а
