Сирийский рубеж 4 - Михаил Дорин
— И что в них?
— Поверьте, они пока ещё верят только в надёжность автомата и в точность корректировщика артиллерии.
Валерин спорить не стал. В это время за спиной громко командовал Гвоздев.
— Первую партию на Ми-8, что у дальней стоянки. Сначала ящики помельче. Давайте аккуратнее, мужики. Не уголь грузим.
Работа кипела. Вертолёты уже стояли с раскрытыми створками грузовых кабин, и к ним потянулись колонны солдат с контейнерами. Широкие лопасти блестели в ярком зимнем солнце, готовые к старту.
Через час погрузка на вертолёты была завершена. Как объяснил Валерин, будет ещё один Ан-12 с дополнительным грузом и самим оркестром, который и будет выступать.
— Главный дирижёр — народный артист Советского Союза, Герой Социалистического Труда, лауреат международных фестивалей. Вы хоть знаете, кто такой Юрий Хасанович Теримов? — спросил у меня Валерин, когда мы шли на борт, чтобы запускаться.
— Конечно, товарищ подполковник.
— А ваш лётчик-штурман знает? Знаете, Иннокентий Джонридович? — спросил представитель главного политуправления у Кеши.
— А? Я больше «итальянцев» люблю. У меня в селе в основном только их и крутили на дискотеке…
Я толкнул Кешу в плечо, чтобы он немного отдуплился.
— Всё понятно, товарищ Петров. Не проводит с вами командование информирование. Александр Александрович, надо такие моменты подтягивать.
— Безусловно. Вот с посещения концерта и начнём, — ответил я, пропуская в грузовую кабину Валерина.
Через несколько минут наш Ми-8 запустился. В кабине стоял привычный гул, от которого у пассажиров периодически звенело в ушах.
— 503-й, готов? — запросил я командира второго Ми-8.
— Точно так, — быстро ответил он.
Следом доложили и вертолёты прикрытия. Сегодня наш эскорт два Ми-24 сирийских ВВС. На одном из них командир Аси, вернувшийся недавно в строй.
— 810-й, готов парой к взлёту, — доложил мой сирийский товарищ.
— Понял. Внимание, группе 810-го взлёт, — произнёс я, а сам начал выруливать на полосу.
Так как мы сильно гружённые, то и взлетать будем по-самолётному. Вырулив на полосу, я выровнял вертолёт и приготовился начать разбег.
— Крен и тангаж включены, — доложил Кеша, проверив панель автопилота.
— Взлетаем, — ответил я.
Я начал плавно поднимать рычаг шаг-газ. Следом и отклонил ручку управления от себя. Вертолёт начал постепенно разбегаться по полосе, подскакивая на стыках между плитами.
— 20… 30… 40, — отсчитывал скорость Кеша.
Основные стойки так и пытались оторваться раньше. Приходилось немного отклонять ручку управления на себя. Стрелка указателя скорости подошла к значению 50 км/ч. Я ещё немного увеличил шаг несущего винта и вертолёт аккуратно оторвался от полосы.
— 302-й, взлёт произвёл. По заданию, 150 метров, — доложил я.
Второй Ми-8 взлетел следом и держался рядом.
Справа от нас тянулась бесконечная сирийская пустыня: серо-жёлтая, каменистая.
Справа сидел Кеша. Его раны затянулись, но он всё ещё жаловался, что «то тут, то там» у него щиплет.
— Как состояние, Кеш? — спросил я, взглянув на моего штатного «правака» и лётчика-оператора.
— Нормально. Так-то я всё равно против этого концерта. Как будто пир во время чумы.
Из грузовой кабины вернулся Карим Уланов, выходивший проверить крепления груза.
— У меня как-то был специальный рейс, когда одному из генералов везли фуражку два с половиной часа в одну сторону. Но концертный зал в коробках — такого ещё не было. Причём во время войны, сказал Уланов.
— Вот-вот! Везём, значит, на эти святые руины не оружие, не запчасти, не воду, а концерт! — возмутился Кеша.
Он повернулся ко мне, на его лице играла раздражённая улыбка.
— Ящики с надписью «Сцена»! Тут, понимаешь ли, каждый день кровь проливают, а мы не пойми что тащим, — продолжал говорить Кеша.
Он замолчал, бросив взгляд в грузовой отсек через открытую дверь. Там стояли ряды закреплённых контейнеров. На одном белела надпись: «Осторожно. Хрупкое».
Кеша кивнул в ту сторону:
— Целая за спиной филармония. Бред!
Я видел, что он действительно заводился. В его голосе звучало не только возмущение, но и какая-то неуёмная ирония, почти детская.
— Ты всё сказал? — поинтересовался я.
— Да, командир. Просто говорю, что думаю.
— Ну ты всегда так делаешь. Иногда путаешь порядок действий. В начале говоришь, а потом думаешь, — иронично заметил я.
Кеша и Уланов переглянулись, а потом посмеялись. Нервная атмосфера немного успокоилась.
— Если честно, концерты давали во все времена. И на фронте, и в Афганистане. Теперь и в Сирии. Так что, где ты ещё услышишь и увидишь выступление симфонического оркестра Ленинградского… — начал делать вывод Кеша.
— Самого Ленинградского, — добавил Уланов.
— Государственного академического…
— Очень академического, — добавил я.
— Театра оперы и балета имени Кирова. И главное всё это бесплатно, — заметил Иннокентий.
И правда, сплошь одни плюсы.
Вертолёт продолжал гудеть, как живое существо, переполненное силой. Руины древней Пальмиры были уже видны.
— Я 302-й, делаем один проход. Смотрим площадку, — произнёс я в эфир, и все подтвердили приём информации.
Вертолёт пошёл на снижение. Под нами пустыня распахнулась каменными останками. Солнце било прямо в блистер. На солнце, будто переливались белым цветом длинные колоннады, полуразрушенные стены и надломленные арки.
Когда мы прошли ниже, воздушный поток от винтов взметнул облака красно-бурой пыли. На земле засуетились люди.
— Наблюдаю площадку. Захожу первый, 503-й, очередным, — произнёс я.
— Понял.
Через минуту вертолёт коснулся площадки, сделав небольшой пробег по твёрдой поверхности. Шасси дрогнули, и вскоре гул начал спадать. Вертолёты один за другим приземлялись цепочкой, обдавая древние камни вихрями пыли и камней.
Всего в сотне шагов, расположен древний амфитеатр.
— За время боёв сохранился, — заметил Кеша, отстёгиваясь от кресла.
В лучах солнца амфитеатр казался символом чего-то вечного, несгибаемого.
Пока Валерин оживлённо показывал что и куда выгружать, мы пошли в сторону самого амфитеатра. Солдаты, согнувшись под тяжестью ящиков, заносили их на сцену.
Кеша присвистнул, мотая головой, как будто не веря увиденному:
— В моей деревне такого не построят.
Его голос звучал с воодушевлением. Особенно, когда он прикоснулся к стене древней постройки.
Я наблюдал, как по выгоревшим каменным ступеням бегут наши связисты. Они тянули кабели и осматривали места для установки колонок. Перед аркой амфитеатра уже начали собирать металлическую секцию сцены.
Древний театр оживал, только теперь не под аплодисменты римской публики, а под вой вертолётов и чёткие команды людей в форме.
После выгрузки, мы выполнили перелёт обратно, чтобы забрать оставшуюся часть груза. Оркестр
