Новое дело - Никита Киров

— Ты так не шути.

— Не шучу. А здесь всё непонятно.

Мы пошли по улице не торопясь, рядом. Щенок бежал чуть впереди, нюхая тротуар.

— Запутался, — повторил Шопен. — Не знаю ваще. Я же в военкомат ходил, набо' недавно делали на конт’акт. Не взяли, сказали — глухой на одно ухо, не подходишь. Никуда не бе’ут.

Что-то он совсем расклеился, погряз в своих мыслях. Зато стало понятнее, о чём он думает.

— Толик, тут знаешь, без тебя весь план пойдёт под откос, — сказал я. — Ты человек, который знает много кого, и это нам нужно.

— Ты же и сам догово’ился, Ста’ый. Как быст’о они во всём п’изнались.

— Ты послушай, Толик. Я договорился с той кодлой, потому что пришёл и заговорил с позиции силы, а это работает, только когда ты сам сильнее. А так бывает не всегда. Надо хитро делать, по уму. Или всё — проиграли.

Шли дальше, и он внимательно слушал, хотя я говорил тихо, ведь улица пустынная.

— Ты много кого знаешь, это нам нужно. То, что ты им передашь — это всё будет влиять. Если мы сейчас не вывезем, то никогда потом уже не вывезем. Не будет этого потом, нас сожрут. Уничтожат, как майкопскую бригаду. А мы в такой же ситуации, как они, уже сидим на вокзале, и «духи» вот-вот полезут со всех сторон.

— Гово’ил как-то с пацаном оттуда, — задумчиво проговорил Шопен. — Совсем седой стал.

Какое-то время прошли молча. Темно, но на пути встретился источник света — круглосуточный киоск с сигаретами и пивом, закрытый решётками. Будто ДОТ, а не точка продажи.

— Ты же видел Бродягу, — продолжал я, — у него план просто перебить всех. Кто-то думает, что надо уничтожить кого-то одного, но тогда второй получит всё и разберётся с нами.

— А нам что надо? — спросил Шопен.

— А наш план — отбиться, чтобы нас в эту войну между собой они больше не втянули. Потому что они думают — раз мы прошли одну войну, то нам легко заниматься другой. А мы вот против этого, хватит, навоевались. Вот и действуем.

— И п’авда поможет? — он посмотрел на меня.

— Да. А ты с нами, Толик, не с ними. Встанешь на ноги, будут деньги. Сможешь кому-то помочь — кого-то после детдома сможешь вытянуть, показать дорогу в жизни. Вижу же, что к этому стремишься. Но только когда ты эту дорогу сам увидишь. Потому что то, что ты хотел сделать сегодня — это не дорога.

Толик молчал какое-то время, но заговорил:

— Да я всё 'авно будто чужой, — неуверенно начал он. — Чё я всё на халяву-то п’о’ываюсь с вами? Там была польза, а здесь…

— А ты в курсе, что за тебя сегодня Халява дрался, такого быка уделал парой плюх. И любой другой так же бы сделал.

— А? Халява?

— Ты бы видел. Так что давай-ка это нытьё в сторону, за тебя все, но и от тебя этого же ждём. Мы на тебя рассчитываем, что ты нас не подставишь.

— Не, само собой, Ста’ый, не подставлю. За пацанов что угодно. Я п’осто думал…

Мы остановились, и я посмотрел на него.

— Видишь — мы кого угодно достанем, каким бы крутым он ни был. Даже блатного заставили признаться, и покруче кого-нибудь сломаем, если будет надо. Кого угодно. Но только когда действуем, как научились там. Не стрелять — но иначе, сообща.

Шопен слушал, внимательно глядя на меня. Взгляд грустный, но понимающий. Ему неловко за эту минуту слабости, но у всех она бывает. Главное, что он её осознал, и мы работаем дальше.

Увидел Толик, что многое изменилось, но одна вещь не поменялась — за него вступились все, как там.

— И эти два кадра — Гарик с Налимом, — продолжал я, — нас тоже не вывезут, хотя считают обратное. Мы живы, потому что они думают, что мы простачки, но уже понимают, что мы опасны. Сейчас они считают нас инструментом, оружием, потом будут считать угрозой, а потом тем, с кем придётся договариваться. Суть в этом, Толя. И в этом плане работаем мы все. И ты тоже. А когда закончим — будет новое дело. А когда оно пойдёт — у тебя будут возможности вытягивать кого-то из дерьма, но так, чтобы от этого был результат. Договорились?

— Догово’ились, Старый.

Мы пожали друг другу руки и разошлись.

Но спал я мало, уже в четыре утра был на ногах. Следующий день был крайне важным.

Газон приехал через полчаса, я уже ждал его недалеко от дома, рядом с развалинами молокозавода, закрытого лет пять назад. Пока ждал, прохаживался, чтобы не замёрзнуть.

Саня приехал на необычной для себя машине — «жигулях» шестой модели, побитых, с негорящими фарами и дверьми, которые никак не хотели закрываться с первого раза.

Ещё и заднее левое стекло постоянно опускалось от вибрации при езде. Газон вылез из машины и захлопнул дверь с силой, но она снова открылась.

— Ну что, Саня? — спросил я, пожимая руку. — Привёз?

— Привёз, — ответил Газон.

— А я тоже посылку притащил.

Он был одет как работяга: свитер, простая ветровка, кепка, натянутая на глаза. Маскировка удачная, много кто так ходит.

— Блин, что-то будет в городе, — проговорил Саня с тревогой. — Отвечаю, что-то будет. У нас все на ушах.

— Мы уже знаем. Держи, только осторожно.

Я протянул ему китайскую клетчатую сумку, и он с опаской её взял.

— Не рванёт? — испуганно спросил Газон, взяв ношу.

— Фугас мощный вышел, — сказал я. — Как шутили парни Бродяги, что если подложить это всё под Басаева, то он бы сразу полетел на встречу с Дудаевым. На вершину Эльбруса… — я задумался. — Хотя не помню точно, как они говорили… но не суть. Короче, всё работает. Не разболтается, если ты об этом, и не рванёт раньше времени. А дальше сам знаешь.

— Знаю. В багажник уберу. Там для тебя посылка, кстати.

Он открыл багажник — правда, получилось это с трудом, замок заедало. Внутри лежала запаска и свёрток из мешковины, куда были завёрнуты грабли, лопата и мотыга. И среди них я увидел кое-что длинное, завёрнутое в плотную коричневую ингибированную бумагу.

— Только такая была, — сказал