Тренировочный День 9 - Виталий Хонихоев
— Все верно. — кивает Маркова: — Витька дело говорит, Свет. Только вот в одном он ошибается.
— В чем же? — спрашивает Светлана, откидываясь на спинку стула.
— В том что Лилька «твоя». Она давно уже его. — хмыкает Наташа.
— Эй! Я ничья! То есть… это звучит стремно, «ничья». — говорит Лиля и чешет себе затылок: — я — своя, вот! Собственная! И вообще, крепостное право отменили в тысяча восемьсот шестидесятом еще!
— Шестьдесят первом. — автоматически поправляет ее Светлана и переводит взгляд на Виктора: — Александр Второй Освободитель. Виктор…
— А?
— Я не поняла, ты считаешь, что мы уже сильнее чем Ташкент? Чем Каримовские?
— Вот смотри, Свет, «Крылышки» — команда высшей лиги, а не первой. Выпусти их в первую лигу, и они бы катком по всем командам прошлись, что «Радиотехник», что «ТТУ», что «Автомобилист», так? — терпеливо объясняет Виктор: — а мы их выиграли фактически. Ни у кого не оставалось сомнения что если продолжать битву, то мы бы выиграли.
— Витька своей ничьей у нас победу украл! — обвиняюще тычет в него пальцем Лиля: — так и знала! Нет тебе прощения!
— Угу. — кивает Виктор: — а нахрена нам победа в товарищеском матче и слава победителей команды высшей лиги? Чего нам бы это дало? Народ бы насторожился, подготовился, я уже не говорю о том, что тогда и решения о создании сборной не было. А так мы и с «Крылышками» не поссорились и интригу сохранили подвешенной. Кстати, уверен, что увидев возможность индивидуальной игры к нам Железнова и попросилась. Потому как в «Крылышках» она стеснена Сабиной и правилами команды, а у нас все тут… яркие личности. — Виктор кивает на усевшуюся на стол Лилю, которая продолжает болтать ногами и улыбаться.
— Я — яркая! — говорит она и наклоняет голову набок, становясь похожей на птичку: — а ты, Полищук — наглый! Чует моя душа в словах твоих сарказм едкий… но докопаться пока не до чего. Живи.
— Вот уж спасибо.
— Железнова к нам прибилась не потому, что у нас ей играть дают как вздумается, а потому что мелкая засранка не привыкла, когда ее в чем-то превосходят. — говорит Наташа Маркова и слюнит химический карандаш, от чего ее язык становится фиолетовым: — Лилька ей убедительно показала свое преимущество, а она же «гений поколения», вундеркинд. А тут в провинции какая-то Лилька ей в харю… у нее весь мир перевернулся! И она пока не утвердится, пока Лильку хоть в чем-то не победит — не успокоится же. У нее пунктик такой, это видно, что она на Лильке зациклена, притягиваешь ты сумасшедших, Бергштейн.
— Наташка! Сама ты «какая-то Лилька»! — возмущается девушка, спрыгивая со стола: — Юлька, дай мне ручку, я ей статью про волейбол напишу, а то она обзывается!
— Ручек тут полным-полно…
— Я эту хочу! Она пишет хорошо!
— Вредная ты Лилька.
— Сыгранность. — выдыхает Светлана, глядя на то, как переругиваются между собой Маркова и Бергштейн. Кажется, она начала понимать. Что такое сыгранность? Чувство локтя, чувство абсолютного доверия. Такое вряд ли можно выработать простыми тренировками.
— Я поняла, что ты делаешь, Виктор. — поворачивается она к нему: — поняла на что ты ставишь. Ты специально отпустил вожжи и позволяешь нам ссориться, позволяешь всем говорить откровенно и не навязываешь субординацию. Я продолжаю считать, что субординация нужна, но твой метод… ты специально собираешь нас всех на пятачках и даешь притереться естественным образом.
— Да? Я так делаю? — Виктор снова открывается от ватмана и смотрит на проделанную работу: — пусть будут лилии, а не ромашки…
— Ты меня не проведешь. — прищуривается Светлана: — но раз уж тут такие правила, раз уж тут все в плавильный чан, то… — она поворачивается к окну и тычет пальцем: — Волокитина! Терпеть тебя не могу! С самого начала не могла. Твоя грубость меня убивает, ты что, не можешь научиться парочке вежливых слов? Ничто не стоит так дешево и не ценится так дорого как вежливость! Мне странно что приходится это взрослой девушке объяснять!
— Ой, иди в жопу, Кондрашова. — отзывается Волокитина от окна, но Светлана уже отворачивается от нее и тычет пальцем в Маркову: — Наташа! Вы с Масловой как Бобчинский и Добчинский, хватит уже трындычать на тренировках! Достали, курицы!
— Угу. — кивает Наташа Маркова, склоняясь над ватманом.
— А ты, Виктор! — палец останавливается на тренере: — высокомерный, коварный, похотливый и равнодушный хам! И хватит мне Бергштейн охмурять!
— Хм. — задумывается Виктор: — точно. Больше не буду.
— Эй! Как это — больше не будешь⁈
— А ты вообще заткнулась, Лилька! Развела тут… бардак. — складывает руки на груди Светлана и ей становится так легко и светло на душе. Все это время она терпела… но оказывается в этой команде можно не сдерживаться… и никто не обидится. А даже если обидится, то своим нужно говорить всю правду. Особенно если она обидная. Особенно если они — свои.
— Слава Императору. — кивает Маркова: — ибо он мудр и непокобелим.
— Непоколебим?
— И это тоже.
Глава 9
Глава 9
Сентябрьское солнце играло на начищенных медных ручках массивной дубовой двери — настоящей, югославской, которую дядя Гурам выбил через знакомых в Москве. Дом стоял на улице Советской, в самом престижном районе Колокамска, где жило местное начальство. Красный кирпич фасада был привезён из Красноярска, а не местный, желтоватый. Окна — не стандартные, а широкие, с финскими стеклопакетами, добытыми невесть какими путями. На крыше красовалась телевизионная антенна.
Сад занимал почти сорок соток — довольно много по меркам Колокамска. Каменная дорожка, выложенная тротуарной плиткой из Прибалтики, вела мимо фонтанчика с пухлыми амурами (копия ленинградского, отлитая на местном заводе за большие деньги) к беседке. По обе стороны — не просто яблони, а сортовые, привитые, присланные саженцами из Мичуринска. Теплица из настоящего стекла и алюминиевого профиля укрывала помидоры и огурцы, а в углу сада стоял второй парник поменьше — для винограда, который чудом вызревал в Сибири благодаря подземному отоплению.
Беседка была произведением искусства местного краснодеревщика —
