Меч Тамерлана - Роман Валерьевич Злотников
Всадники на острие клина во множестве погибли или получили тяжелые раны. Их жеребцы налетели на подставленные рогатины, словно на стену, ломая древки тяжестью своего веса, будучи уже мертвыми… В то время как сами крестоносцы в момент удара вылетали из седел, падая на копья! Или же под ноги ополченцам, принявшимся беспощадно рубить оглушенных тевтонцев…
Большинство всадников на острие клина пали. Но следующие за ними рыцари и сами крепко ударили в копье, стараясь вонзить пики в пешцев. А сила таранного разгона оказалась такова, что крестоносцы развалили «ежа» русичей до середины строя; началась яростная, беспощадная рубка… Но ополченцы были сильны своей многочисленностью и глубиной строя, лесом копий, а вот в ближнем бою, несмотря на всю храбрость и давнюю ненависть к немецким крестоносцам, им не хватает выучки и хорошей брони.
Теснят тевтонцы русских пешцев, медленно, но неумолимо теснят.
Да, по замыслу Витовта и его советников, именно в этот миг великокняжеская хоругвь должна была развернуться и, зайдя в тыл немецким всадникам, протаранить их на разгоне в спину! Однако враг вовремя сумел среагировать на засаду, и лишь половина крестоносцев ударила по русско-литовской пехоте. В то время как оставшиеся всадники сумели затормозить своих жеребцов… Более того, оставшиеся тевтонские хоругви разделились на две части и теперь обтекают сражающихся, неумолимо преследуя литовских рыцарей!
Сын Кейстута грубо выругался, после чего зычно воскликнул:
– Разворачиваемся! К бою!
Но решившегося вступить в сечу племянника тотчас осадил подскакавший к нему Видмонт, на время забывший, кто командует ратью:
– Куда прешь, дурень?! У тевтонцев все еще больше всадников, чем у нас! А ты подумал, чем закончится сеча, коли падет великокняжеская хоругвь? Подумал, чем закончится сеча, если по рядам ратников пронесется слух – Витовт погиб?! Отступи с ближниками за спины русичей: если совсем припрет – укройтесь среди копейщиков; Бутрим успеет прийти на помощь! А русы, видя сына великого князя и его хоругвь в своих рядах, ни за что не побегут…
Видмонт не сказал племяннику о том, что, коли с ним что-то случится, сестра-жрица его проклянет, а отец, чего доброго, прикажет отрубить ему голову! Но и зачем Витовту о том знать? Хоть племянник уже и немолод – четвертый десяток лет пошел! – а все же не растерял он юношеского задора и глупой смелости человека, ни разу не испытавшего остроту вражеской стали на собственной шкуре…
Сын же Кейстута, невольно спасовавший под яростным напором дяди – отчитавшего его так же свирепо, как в детстве! – с горькой обидой закусил нижнюю губу. Ему не осталось ничего иного, как стоять на месте и бессильно следить за тем, как всадники его хоругви устремились навстречу немцам… И как с грохотом дерева и металла сошлись рыцари с обеих сторон!
На левом крыле закипела еще более упорная, кровопролитная сеча… Но не менее яростно сражаются и окруженные на правом крыле тевтонцы, упрямо рубящиеся с русью и литвой. Легкие всадники Бутрима уже зашли крестоносцам в тыл, но не смогли прорваться за линии английских лучников и тевтонских кнехтов.
Да, окруженные немцы обречены, но, понимая это, они стараются забрать с собой как можно больше рыцарей противника… И увы, флангового прорыва и охвата крестоносцев в ближайшее время не предвидится. Даже потеряв большую часть рыцарства, комтур сумеет отвести остаток войска в замок и сядет в продолжительную осаду. При этом запасов еды в Троках хватает, чего не скажешь о продовольствии, собранном в обозе Витовта. На действительно длинную осаду еды литовцам явно не хватит…
У наследника Кейстута еще теплилась надежда на прорыв литовской и жмудинской пехоты в центре, но эта надежда развеялась с первым залпом многочисленных орденских арбалетчиков. Потери наспех собранных пешцев, толком не защищенных броней (а щиты болты вполне успешно прошивают!), кажутся просто огромными… Все же литва отчаянным рывком добралась до линии надолбов, но там их встретили копья и алебарды немецких кнехтов. И литовская пехота не смогла пробиться, откатилась назад – чтобы вновь попасть под залп болтов. И уже в панике, без всякого порядка бежать назад…
Нет, это еще не поражение. Но комтур получил возможность перебросить большую часть пехоты на левый фланг! И только Витовт разглядел, как перемещаются вражеские копейщики и арбалетчики, как в тылу его собственной рати вдруг показалась многочисленная колонна всадников… С тревогой обернувшись назад, он поначалу даже облегченно выдохнул, разглядев знакомый литовский стяг с фамильным гербом «Погоней». Отец прислал подкрепление с кем-то из братьев? Как кстати!
Но радость Витовта мигом улетучилась, как только он увидел склонившиеся к земле пики всадников, направивших коней в сторону русских пешцев и его собственной хоругви! А разогнавшиеся для тарана рыцари все как один дружно закричали, проревев имя своего вождя:
– Скиргайло!!!
Глава 9
Листопад (октябрь) 1382 года от Рождества Христова. Земли Смоленского княжества
– Ну, Иван, рассказывай, что видел, что язык сообщил?
Казачий голова Иван Коваль не растерялся перед собравшимися в шатре князьями – ответил он степенно, с достоинством:
– Сами мы видели немногое. Разъезды из литовских татар, что Корибуту на службу пошли, вражью рать сторожат крепко… Но один дозор мы перехватили – поганых побили и языка увечного взяли. Он и поведал нам о силе ворога.
Даниил Пронский, присутствующий на совете в качестве князя-союзника, присланного старшим Ольгердовичам на подмогу, недоверчиво уточнил:
– А где же сам пленник? Пусть он все нам и поведает!
Казак коротко мотнул головой:
– Нет его. Помер.
Невесело усмехнулся старый князь Олег Иоаннович Рязанский, знакомый с тем, как татары и сами казаки (много чему научившиеся у степняков) допрашивают языков. Точнее сказать, выпытывают, ибо раскаленный на огне кинжал для них служит лучшим средством общения. Неудивительно, что полоняник до разговора с князьями не дожил!
– Ничего, уверен, перед концом поганый поведал всю правду. Не томи, казаче, говори – каковы силы Корибута?
Голова легонько поклонился рязанскому князю:
– Ляхов чуть больше двух тысяч. И столько же сторонников самого Корибута, включая три сотни наемников-татар.
Дмитрий Ольгердович не сдержал возгласа:
– Три тысячи ляхов ударили по нам из засады, но мои вои бились крепко, хоть ворог и был в два раза сильнее! Выходит, треть польских рыцарей под Вщижем в землю положили…
Святослав Смоленский негромко заметил:
– Только твоих дружинников пало еще больше. Полторы тысячи ратников возвращались с тобой в Брянск и Новгород-Северский! А вывел ты из сечи всего три сотни воев, Дмитрий Ольгердович…
К удивлению прочих, брянский князь не
