Кубинец - Алексей Викторович Вязовский
Я не думая ни секунды, распахнул шире дверь, крикнул, привлекая к себе внимание. Помахал рукой — мол, идите сюда.
— Луис! — закричала она, увидев меня. — Слава богу! Ты жив! Помоги нам, ради всего святого!
Я не раздумывал ни секунды. Шагнул под дождь, бросился к ним. Мысль о моей собственной разрушенной крыше отступила на второй план.
— Сюда — крикнул я, указывая на открытую дверь спортзала. — Здесь сухо! Заносите детей!
Она повернулась ко мне, кивнула, и, схватив какие-то вещи, пошла к входу. Сначала пошли дети постарше, потом взрослые с пожитками: промокшие одеяла, сундук, мешки с утварью. Маленькие цеплялись за родителей, прятались. Я подхватил одного, занёс в зал и усадил на маты.
Вскоре все собрались в зале. О, а вот и местный священник. В дождевике поверх сутаны, с фонарем. Зашел, благословил всех, переговорил коротко с людьми. Подошел и ко мне. К счастью, особенности общения я давно подсмотрел у кубинцев. Говорить коротко и тихо, руки на виду, никаких лобызаний колец и рук домиком, как у православных. Главное, креститься правильно.
— Добрый вечер, падре, — сказал я, чуть кивнув.
— Добрый вечер, сын мой. Давно тебя не видел в церкви. Почему не приходишь?
— Работа, падре. Даже по воскресеньям. Сеньор Альварес… очень требовательный, понимаете?
— Понимаю, сын мой. Но время для молитвы всегда найдётся. Я поговорю с сеньором Альваресом. Нельзя отказывать христианину в стремлении посетить храм.
«Вряд ли у тебя получится поговорить с аптекарем, — подумал я. — Для этого придется как минимум умереть».
— Постараюсь, падре.
Он улыбнулся и похлопал меня по плечу.
Тут я вспомнил традиционное прощание с попами.
— Благодарю, падре. Господь с вами.
Он кивнул, еще раз обошёл зал, благословляя всех. И ушел. А что, заботу показал, с народом побыл. Хотя ему таких мест как это надо еще не одно обойти, чтобы весь приход помнил: случилась беда, и падре посетил их в тот же день.
— Спасибо, Луис, — подошла ко мне та тучная мулатка. — Не знаешь, нет ли здесь на чем согреть воду?
— Посмотрю в тренерской, может, найду спиртовку, — сказал я.
— У нас всё промокло… Может, и чай там есть?
— Сейчас посмотрю, сеньора… — я запнулся, поняв, что не знаю имени женщины.
— Ну какая я тебе сеньора, Луис? Всегда называл меня тётей Патрисией! А теперь будто с чужой разговариваешь!
— Извините, тиа Патрисия, — смутился я.
Нашлись и спиртовка, и кастрюлька, и чай. Удалось даже разыскать в шкафчике полупустую пачку крекеров. Надеюсь, тренер не сильно обидится на мое самоуправство.
— Спасибо, Луис, — устало сказала она. — Я уж думала, что конец всему. Твой дом… я видела. Тебя тоже не пощадило.
Я лишь кивнул. Что толку говорить, от этого ничего не изменится.
— Такая беда… — Патрисия покачала головой, ее глаза затуманились. — Завалило семью Гонсалес. Сеньора Анна погибла, ее балкой убило.
— Ужас какой!
А Патрисия все продолжала болтать:
— … Как тогда, с твоей мамой на пожаре, помнишь? Впрочем, ты совсем маленький был, лет пять, наверное. Она такая была… твоя мама. Глаза большие, карие. Ты очень на нее похож… Всегда улыбалась, хоть и жизнь нелегкая. А Рафаэль… Золотые руки… он одежду шил такую, хоть на витрину ставь. И вышивал красиво.
Ого! Патрисия рассказывает про «моих» родителей. Точнее, Луиса. Я стал прислушиваться внимательнее.
— А потом этот пожар… Они пытались спасти швейную мастерскую. И Рафаэль не смог выбраться. Все дотла сгорело. Так ты и остался без отца, Луис. Я тогда тебе молочко носила, помнишь?
Я кивнул.
— А уж Инэс, благослови Господи, её душу… — перекрестилась она, — растила тебя, хоть сама и не оправилась от ожогов. Но ты вырос сильным. И добрым. Таким, как они.
То есть мать еще жила, что и спасло Луиса от сиротского приюта. Да, судьба парню досталась не из легких. В горле почему-то встал ком.
Внезапно дверь спортзала распахнулась. А вот и хозяин пришел, сеньор Сагарра. Что он сделает? Выгонит всех на улицу? Мокрая рубашка прилипла к телу, волосы слиплись от дождя. Он посветил фонариком на сидящих на матах людей, а затем его взгляд остановился на мне.
— Что здесь происходит? — прогремел его голос.
* * *
— Альсидес, слава богу, ты пришел! — Патрисия шагнула вперёд. — Луис позвал нас укрыться от непогоды.
Тренер неожиданно улыбнулся:
— И правильно сделал, — кивнул он. — Мы с племянником как раз шли, чтобы открыть зал и собрать тех, кому негде ночевать. Рафаэль! — крикнул он на улицу. — Заходи, нечего там мокнуть!
— Извините, сеньор Сагарра, — сказал я. — Мы взяли ваш чай и печенье. Я верну.
— Не болтай глупостей, Луис. Всё правильно.
И тут из-за его спины появился… племянник? А жизнь, как известно, любит подбрасывать сюрпризы. В Гаване живёт миллион двести тысяч человек — вдвое больше, чем в довоенной Одессе. И при этом судьба ухитрилась снова свести меня с главарём тех засранцев, которые недавно изо всех сил пытались испортить мне жизнь.
Он меня узнал. Свет фонарика Сагарры метался, то выхватывая из темноты его лицо, то снова пряча, но взгляда хватило.
Пока тренер с тётей Патрисией обсуждали что-то про ночлег, парень кивнул мне в сторону, мол, выйдем.
— Привет, — сказал он спокойно.
— Ола, — буркнул я.
— Что такой бледный? Боишься? — ломающимся юношеским баском произнёс Рафаэль. — Раз ты занимаешься у дяди, можешь ходить спокойно, «Орлы» тебя не тронут.
— «Орлы»? — переспросил я.
— Моя команда, — с гордостью пояснил он.
Детство у него явно ещё в полном разгаре. «Орлы»… Туда же его… Наверняка у них ещё и звания есть. Хотя, глядишь, чуть подрастёт — и начнёт грабить взрослых. Не моё дело: есть у него семья, пусть они переживают, чтобы кровиночка не загремела в тюрьму.
— Луис, ты же у Альвареса в аптеке работаешь? — спросил Сагарра.
— Да.
— Там окно разбито. Мы проходили, я заметил.
— Спасибо, — вздохнул я. — Пойду, посмотрю, что можно сделать.
А ведь и правда… Почему я сразу об аптеке не подумал? Там
