Братство. Второй шанс - Никита Киров

— Раньше всех учили драться на них, — рассказывал чеченец. — Наш кинжал — единственный в мире, которым можно рубить не хуже, чем шашкой. Почитай воспоминания вашего доктора Пирогова, он описывал страшные раны от такого клинка. Но для этого нужно правильно его взять.

Чеченец взял кинжал необычно, не так, как взял бы я. Он развернул его гвоздиками от себя, большой палец положил на плоскость рукоятки, а остальные пальцы разместил так, что выпуклые набалдашники не только мешали, а даже наоборот — пальцы в них упирались, чтобы оружие не выпало.

— Такими кинжалами было принято рубить, — продолжал он, — но запрещалось колоть. Уколол — опозорился навсегда. Только на войне можно было колоть врага. А на поединке чести — только рубка. Это сильное оружие, даже ваши цари носили его, как часть костюма.

Чеченец несколько раз взмахнул кистью, и кинжал со свистом рассёк воздух. После этого он вложил его назад и осторожно повесил на стену.

— Муса, — представился он. — Племянник Султана. И, получается, брат Руслана, — Муса заулыбался. — Но мы с ним раньше не виделись, к сожалению.

Царевич устало взглянул на него. Кажется, голова у него заболела сильнее.

— Это ты с нами хотел поговорить? — спросил я, сразу перехватывая инициативу.

— Да, — протянул он. — Вообще, я из Волгограда, и, признаться честно, в Чечне никогда не был, и вряд ли побываю. Но дядя позвал меня в Тихоборск, вот я и решил изучить город. Говорят, вы открываете какое-то дело?

— И какой у тебя в этом интерес, Муса? — спросил я.

Говорил спокойно, без угроз и наезда, но и не заискивая. Уже знаю, что чеченцы к таким разговорам относятся серьёзнее, чем если сразу перед ними вилять.

— Я мог бы в этом поучаствовать, — Муса посмотрел на меня. — Вложился бы или помог.

— Без причины деньги никто не даёт, — сказал я. — Так в чём интерес?

— Заработать? — он хмыкнул. — Это недостаточный интерес?

— С русскими?

Царевич поднялся и встал рядом, стараясь не показывать, что его беспокоит голова. Муса оглядел нас обоих и ненадолго задумался.

— Давайте честно, — сказал он. — Тут дело не совсем в заработке. Понимаете — чеченцам сейчас сложно жить в России. В Чечне нас гонят, ведь мы не поддерживали Дудаева, а здесь все считают нас врагами. Я всю жизнь живу здесь, служил в советской армии, но всё равно для всех враг.

— Так в чём смысл этого совместного дела? — спросил я, внимательно изучая его реакцию.

— Сугубо практичный. Если будет знакомство с русскими солдатами, — спокойно сказал Муса, — то в городе на нас взглянут иначе. Вы же там воевали, но если покажете, что с нами можно работать, то и другие будут. Поймите, — он поднял обе руки, будто хотел успокоить, — я вижу, что вы насторожены, и причины понятны — война. Но сейчас мир, а мы здесь, а не там. Вы же люди умные и здравомыслящие. Вот, смотрите, это Али.

Муса что-то прокричал, и вскоре к нам подошёл невысокий смуглый парень. Этот тоже бритый, хотя вернее сказать, борода у него ещё толком и не росла. Он очень внимательно смотрел на нас.

— Вот Али родился в Грозном, — рассказывал Муса. — Потерял там отца, мать и старшего брата. Но русские солдаты дали ему еды и помогли выбраться, вывезли в БТР, спасая ему жизнь, и он это не забыл. И вот, теперь он в России, чудом спасся, но жизни здесь ему нет. Никто же не знает его мысли, и ему не верят.

И тут они начали говорить при нас на своём языке. Видно, как стало неуютно Царевичу, да и мне тоже. Язык мы не понимали, и обсуждать они оба могут что угодно. Да и взгляд у парня слишком холодный.

— Так, может, наедине продолжите? — спросил я. — Обсудите, что хотели, между собой.

— Не ставьте это нам в вину, — Муса заулыбался, — Али плохо говорит на русском. Слушайте, понимаю, что доверие нужно заслужить, а это бизнес, дело такое, где всё строится на доверии. Но, может, я смогу это доказать, что намерения чисты?

— И каким образом? — тихо проговорил Царевич.

— Вы же знаете многих, кто из ваших сидит без работы. Или ваши друзья, или ещё кто-нибудь из воевавших. Задача несложная, просто сопровождать меня на сделках. Меня охраняют мои родичи, но это пугает других людей. Зато если рядом будет кто-то из ваших, это здорово всё упростит. Предложите, я бы с ним встретился, поговорил. Никаких обязательств заранее, само собой.

Если про бизнес я его мотивы ещё понимал — при худом раскладе он мог использовать клуб для отмыва денег, то вот этот ход был странный. Звать кого-то из наших для его охраны?

— У нас не так, — сказал я. — Если я кого-то позову работать, это значит, что я за тебя ручаюсь, а я тебя не знаю. Кроме того, мы не занимаемся частной охраной. К нам много кто подходит с такими вопросами, но мы отказываем всем. Потому что уже знаем, как бывает.

— Угу, — промычал Царевич.

— Сначала ты ходишь, сопровождаешь, а потом кто-то требует от тебя запугать человека или покалечить. Ведь они думают, что раз мы были там, то можем всё. Что у нас нет тормозов.

Раздался щелчок. Это тот парнишка с камерой сделал снимок ковра с кинжалами, но зацепил нас. Али начал поворачиваться, тараща глаза, но Муса стальной хваткой вцепился ему в плечо, продолжая говорить с нами.

Тоже не любит сниматься? Хотя бороды нет, а ваххабиты носят бороды. Впрочем, она ещё толком и не росла.

— Уверяю, так не будет, — проговорил Муса.

— Я понимаю, что у тебя свои намерения и цели, но мы сейчас работаем очень осторожно, потому что много кто хочет нас использовать. В любом случае, мы не искали спонсоров или к кому идти на работу, у нас своё дело. Мы пришли сюда поздравить именинника. Но раз хозяин дома просил поговорить, мы тебя выслушали.

Как раз подошёл Султан, заинтересованный беседой.

— Само собой, я благодарен за разговор, — проговорил Муса улыбаясь, но взгляд оставался настороженным. —