Комбриг. Сентябрь 1939 - Даниил Сергеевич Калинин
— Леха, короткая!
Для верности шипящий от боли мамлей ткнул мехвода сапогом в плечо. Хоть вражеский снаряд и срикошетил, но от сильного удара броня изнутри брызнула мелкими осколками, расцарапав щеку командира… Но оглушенный механик словно не слышал его, продолжая сдавать назад — и мешая Вороткову взять верный прицел.
А ведь казенник танковой сорокапятки уже лязгнул, приняв в своё нутро осколочный снаряд…
Мехвод не иначе почуял близкий конец — и пытаясь уйти от него, продолжал давить на газ, не слушая командира. Но болванка вспорола броню прямо напротив его сидения; мамлей услышал жуткий, чавкающий звук, от которого нутро его заледенело от ужаса, а по спине поползли мурашки… Танк вновь тряхнуло, и он замер уже намертво — а из моторного отделения в боевое повалил чёрный, густой дым.
— Саня бери пулемёт и диски, наружу!
Заряжающий промедлил всего мгновение, ожидая командира — но сам мамлей упрямо приник к панораме, спеша поквитаться с немцами за убитого мехвода и погибший танк… Машина замерла на месте — и довести маховики наводки опытный наводчик успел за доли секунды, после чего поспешно нажал на спуск.
Неподвижный танк — мертвый танк. Ветераны Испании знали об этом, стараясь втолковать курсантам простую истину — но азарт боя целиком захватил младшего лейтенанта. Он вложил осколочный снаряд точно в щит лёгкой пушки — накрыв и орудие, и расчёт. Ну, по крайней мере заряжающего и наводчика уделал так точно… Башнер, старшина Александр Мезинов уже покинул башню вовсю дымящего танка через верхний люк, прихватив с собой танковый ДТ. Вслед за ним кинулся и Воротков… Очередная болванка проломила тонкий броневой лист толщиной всего пятнадцать миллиметров, встретив на пути тело мамлея. А после угодила в практически полную боеукладку, чудовищным взрывом сорвав башню с погон и подбросив её в воздух…
Вся схватка танкистов и вражеской полубатареи длилась вряд ли больше минуты. Только кому-то эта минута показалась вечностью — но для кавалеристов, палящих в сторону саперов и отчаянно дергающих затворы карабинов после каждого выстрела, она пролетела одним кратким мгновением.
Бойцы пытались целиться — но орудийные выстрелы над головой мешали попасть в цель. Тогда Фролов схватился за «эрэдэшку» — ручную гранату РГД-33, довольно сложную в обращении и слабо изученную личным составом. По совести сказать, кавалеристов (да и не только их) редко учили метать боевые гранаты из-за риска несчастных случаев. К тому же саму «эргэдэшку» люди побаивались — ведь чтобы сработал запал замедления детонатора, гранату требовалось встряхнуть перед броском, словно градусник. Но многим казалось, что «РГД» при этом может рвануть прямо в руке… Да и три с половиной секунды «пиротехнического замедления» — это совсем немного! Особенно, если об этом думать…
Подготовленный младший командир сумел встряхнуть гранату, и даже бросил её с секундной задержкой к ближайшему укрытию саперов — массивной бетонной урне, прикрывшей сразу пару стрелков. До неё было не более тридцати метров — однако бросок Фролова вышел неточным: ручка гранаты в последний миг выскользнула из вспотевших пальцев, и «эргэдэшка» бахнула с недолетом.
Зато в ответ прилетели сразу две немецкие ручные гранаты. Простые в использовании (скрути крышку на рукоятке да рвани фарфоровый шарик), удобные для броска за счёт длинной деревянной ручки, они полетели точно в сторону залегших кавалеристов… Одну вражеский сапёр сгоряча перебросив — и та рванула в стороне, за спинами бойцов. Но когда раздался глухой хлопок второй, то сразу же вскрикнул раненый боец…
— Ах вы твари!!!
Фролов заорал от внезапно накатившей на него ярости — он вдруг очень ясно понял, что его бойцов убивают. Тех самых бойцов, с кем отделенный дружил, ругался, вместе учился и кого учил, с кем сидел за одним столом на приёме пищи — и с кем спал в одной казарме. Эти люди стали его верными боевыми товарищами, даже друзьями — а свое отделение Сергей воспринимал едва ли не семьёй… Родными за столько месяцев службы они действительно стали.
И вот теперь ещё одна смерть — или ранение, неважно. Важно то, что его ребят гробили немцы, расстреливая из пулемета, карабинов, закидывая гранатами… И ведь отделенный никак не мог изменить ситуацию, переломить ход боя! Но осознание собственной беспомощности было столь унизительным, что вкупе с накатившей на Сергея яростью оно буквально бросило его тело вперёд. Фролов выпустил из пальцев бесполезный карабин, рванув из ножен верную, хорошо знакомую шашку! Кавалеристы могли спешиться и оставить лошадей — но сдавать клинки они не собирались.
— А-а-а-а-а!
От страха и ярости Фролов закричал на одной пронзительной, протяжной ноте — неудержимо рванув вперёд, навстречу летящим в лицо пулям… Так, по крайней мере, казалось. Но ведь что такое тридцать метров для взрослого мужика, к тому же загнанного в угол — и поставившего жизнь на кон в этом коротком броске⁈ Пять считанных секунд! За это время вражеские сапёры успели разве что передернуть затвор карабина, да попытаться поймать на мушку бешенного русского… Но руки ходили ходуном и у молодых немецких «пиониров» — и два грянувших в упор выстрела не остановили Сергея. Только одна пуля рванула левый бок, болезненно, но не смертельно царапнув кожу — что только придало Фролову отчаяния и задора:
— Не возьмёшь!
Отделенный одним прыжком перемахнул через урну, от души рубанув шашкой сверху вниз, наискосок. Ближний у нему сапёр, отчаянно дергающий вдруг ставшую непослушной рукоять затвора, рухнул на брусчатку с разрубленным лицом… Второй, крепко пожалев, что перед боем не закрепил на штатном маузере штык-ножа, успел перекрыться ложем карабина, вскинув его над головой. И дерево остановило сталь шашки — но русский «козак» тотчас врезался в немца плечом, сбив противника с ног… А следом на сапера рухнула наточенная сталь — оборвав короткую на самом деле жизнь немца.
«Ворошиловский всадник», Фролов лучше всех в эскадроне сдавал нормативы на рубку лозы — и теперь шашка в его руке словно ожила стремительными, точными ударами, ловя на клинок блики солнца… Но не только отделенный крепко учился владеть шашкой — всех кавалеристов сабельного эскадрона натаскивали стремительно, резко рубить и защищаться от встречных ударов. В вопросе обучения ближнему бою РККА стала достойной наследницей Русской Императорский армии! Да и первые кавдивизии советской армии формировались во многом из казаков, передавших свои боевые традиции «товарищам»… Мало кто теперь помнит — но в начале Первой
