Барон фон дер Зайцев - Андрей Готлибович Шопперт

— Иоганн, зайди завтра ко мне, — вырвал из размышлизмов пацана отец Иаков, — Чувствую я, тебе есть в чём покаяться.
Глава 5
Событие тринадцатое
А поболеть можно???!!!
Да, пожалуйста… только на бегу. Утром Иоганн решил умыться. Решил и пошёл в ванную комнату. А нету. Ни умывальника нет, ни ванной комнаты. И никто, как в романах про попаданцев, горшков ночных не выносит и с кувшином и тазиком не приходит. Горшка, кстати, и нет совсем. Неправильный он вообще попаданец. В книгах всё по-другому. Там красиво всё, валяй себе горничных в перинах и потом езжай в карете в академию магии, где между дуэлями и демонстрации своих знаний великих учителям тупым, нужно валять одногруппниц. И преподавательниц молодых, чего их не валять-то, если они валяются. Всегда поражал этот кусок в книгах Ивана Фёдоровича. Чего девки-то в академии делают, да в средние века процент грамотных женщин был близок к нулю? Гораздо позже всякие Бестужевские курсы появились.
Ладно бог с ней с Россией, но и в просвещённой Европе тоже позже. У них на кафедре на стене висела отлитая в бронзе табличка, ну как прикол. «Знатным женщинам положено получать хорошее воспитание, но не образование, которое им совершенно не подходит». Внизу была фамилия автора — Леонардо Бруни и год выхода его книги 1405. То есть, всего четыре года назад. В это время, если женщина умела читать… А читать можно только на латыни, то это в аналы истории попадало. А совместное обучение с мальчиками девочек⁈ Перебор. В СССР-то ввели после войны, году в 1955. Правда, в 1918 тоже ввели совместное обучение, равноправие должно быть, но потом умники в министерстве решили, что мальчиков нужно готовить к труду и обороне и опять начали вводить раздельное обучение. Следовательно, даже если он поступит в университет, как решил отец, то однокурсниц там не будет. Как и молодых преподавательниц. Да и старых тоже.
Спустился, чтобы умыться, Иоганн во двор. Вспомнил про ту бочку у стены полутораэтажного хозяйственного дома. Бочка была на месте. И она была полна воды. И даже стало ясно сразу, что она и являлась, в том числе умывальником, для обитателей замка. Вот только это знание радости Ивану Фёдоровичу не доставило. Над бочкой нависал их длинный, худой как самая высушенная вобла, управляющий Отто Хольте. Дядьке лет сорок, наверное, даже с хвостиком. Хвостик имелся. Волосы на голове были чёрной лентой связаны в конских хвост. Сиво-блондинистые были волосы. Капли воды стекали по чеховской бородке, седой напополам, и усам, ещё более седым, назад в бочку и это было бы терпимо, но этот немец — перец — колбаса плевался в неё, отфыркивался и сморкался. И как после него умываться⁈ Не, настолько толерантным и небрезгливым Иван Фёдорович не был. Расхотелось умываться.
Нужно изобрести умывальник. Как в армии у них был, с пипочками, чёрт его знает, как эта штука на самом деле называется. Шток? Клапан?
Иоганн подождал, пока управляющий вдоволь насморкается в бочку, и окликнул его.
— Герр Отто, мне нужен небольшой лист бумаги и карандаш.
Немец утёрся подолом белой довольно рубахи (то есть, нужно ещё и полотенце изобрести?) и глянул на небо. Ага, понятно, ждал пока лист бумаги спикирует с небес. А не получилось чуда. Не колдун, выходит. Даже карандаш не смог наколдовать.
— Я принесу, Иоганн. А скажи мне, зачем тебе это? — и взгляд как у Марьванны из анекдотов про Вовочку. Точно подвоха ждёт. Теперь нет брата Гришки, и этот бес малолетний, по недоразумению названный Иоганном, а не Вельзевулом, будет издеваться над ним.
— Хочу кузнецу заказ один сделать.
— Хм, надеюсь во благо? — точно подозревает в чем-то нехорошем, а сам, блин, всю бочку оплевал и обсморкал.
— Клянусь Девой Марией! — интересно, а почему здесь мать Христа почитают больше, чем самого Христа, и при этом к женщинам относятся как к вещи говорящей?
— Пойдём, прямо сейчас выдам, а то потом закручусь. Уборка урожая идёт. Забот хватает. Мне покажешь? А то у кузнеца хватает работы, — управляющий потряс головой, с бороды стряхивая капли на Иоганна, и, развернувшись на пятке, быстрыми шагами направился к тому самому полутораэтажному дому. Там на полуторном этаже, в мезонине пусть будет, хотя скорее в мансарде, окно больно маленькое и стен практически нет, и была его комната, где немец и спал, и ел, и вёл учёт доходам довольно большого хозяйства барона фон дер Зайцева.
В огромной мансарде мебели было… три. Стол стоял, заваленный бумагами. Это шутка. Там четыре листа серо-коричневой бумаги формата А4 лежало. Но ведь не стопкой. Вразнобой лежали. Хде немецкая пунктуальность и педантичность? Где орднунг? Ещё на столе стоял глиняный подсвечник с маленьким огарком свечи и лампа масляная, почти как у Аладдина и явно из тех мест. А раз чёрная почти, то должно быть из серебра? Дорогая тогда вещица. Второй мебелью была скамья у стола. Эдакая садово-парковая, со спинкой. В углу подальше от окна была кровать с балдахином складчатым. Окно открыто, и раз август, и конюшня рядом, то в мансарде было полмиллиона мух. Если их всех поймать и спрессовать, то можно курей десяток целый год кормить такими брикетами.
— Держи, штифт потом вернёшь.
Штифт (Stift)? Свинцовая палочка. А вот интересно, когда слово карандаш появилось и что оно значит, как переводится? Кара — это чёрный. Из тюркского, стало быть. Даш? Пусть будет — камень.
— А можно два листа, хочу ещё и плотнику заказ сделать, — это Иван Фёдорович сейчас придумал, разглядев четвёртую мебель в комнате Отто, тот из неё выудил лист небелой бумаги. Под столом стоял сундук и исполнял обязанности шкафа для одежды, книжных полок и ящиков письменного стола. В замке есть плотник. Чего бы его не озадачить изготовлением всех этих нужных предметов.
Событие четырнадцатое
Зовут кузнеца Галминас. Ну, как зовут? В церковных книгах так записан. Русские же никогда иностранные имена и фамилии не запишут и не произнесут как положено.