Крестовый поход - Дмитрий Шереметьев
Александр остановился в первом ряду тут же сомкнувшейся полукруг толпы, а Элезар подошёл к священнику за благословением. Тот сделал пассы руками в виде креста, спросил имя юноши и представился сам, как отец Иоанн, а затем обратился к участникам боя:
— Дети мои, вы оба христиане, а Господь велел нам прощать. Не желаете ли вы забыть свои обиды?
— Я не так всё понял и теперь прошу прощения у тебя, Маркус Ингвардсен. Я готов примириться, и прошу не держать на меня зла — согласился и с достоинством произнёс Элезар.
— Что, обосрался, малец? Нет уж, держи ответ за свои слова! Под юбку священника не прячься! Я тебя не прощаю.
Священник только поморщился, а у Элезара, казалось, хрустнули лицевые мышцы, так ему хотелось сказать в ответ оскорбление, но он в присутствии отца Иоанна сдержался и пересилил себя.
— Я попросил прощения и, видит Бог, не из-за трусости. Теперь пусть Он нас и рассудит. Моей вины перед тобой больше нет.
Священник одобрительно кивнул.
— Что же, малец, может, из тебя и вышел бы толк, да только я сейчас выпущу из тебя кишки и говно — рассмеялся сам своей шутке Маркус. Впрочем, в толпе его многие поддержали.
Священник ещё раз осенил крестом обоих участников поединка, принял обязательные в таких случаях подношения и отправился в сторону церкви, не желая присутствовать при возможном смертоубийстве, которое он полагал бессмысленным и греховным. Да и Ингвардсен ему был не по нутру. Участники же разошлись в противоположные стороны.
Обычно бой начинался с броска копий, но в этот раз оба не сговариваясь взяли в руки топоры и круглые щиты с металлическими умбонами, а затем быстрым шагом направились навстречу друг к другу. Топоры были чем-то похожи на обычные колуны, но с широким и тонким лезвием.
Внезапно Маркус ускорился, разбежался и в прыжке обрушил топор на Элезара. Но тот успел закрыться, чуть скосив щит и отступив на полшага.
Не успел он опомниться, как Ингвардсен снова невероятно быстро нанёс удар справа, целя в бок противника. Элезар снова успел прикрыться и опять отступил.
Снова удар сверху. И опять отступление. Удар, ещё удар. Каждый раз Элезар успевал прикрываться щитом, как бы сбрасывая топор противника, но не успевал и не имел возможности атаковать в ответ.
Оба противника двигались в сторону обрыва, а Маркус, казалось, совсем не уставал.
— Эй, задай этому обосранному викингу! Убей ублюдка! Рассеки ему голову! Хватит отступать! — внезапно очень громко завизжал кто-то рядом с Александром, заставив вздрогнуть. Он посмотрел влево и увидел того самого проповедника, из-за которого случилась ссора. Теперь он стоял в толпе и подпрыгивал, потрясая кулаками, как футбольный болельщик, чья команда никак не может выиграть матч. При этом он исторгал из себя проклятия в сторону давешнего обидчика.
Но между тем Элезару приходилось совсем туго. Он отступал и отступал, уже подойдя на расстояние всего нескольких шагов до обрыва. Не было возможности даже оглянуться, но боковым зрением он видел край толпы и понимал, что ещё немного и он соскользнёт вниз, ломая кости. Юношу пронзил страх, что тут же почувствовал противник, взвинтив и так слишком быстрый для парня темп.
Элезар упёрся ногами и встал на месте, отбивая удары щитом. Сбрасывать в сторону топор противника у него уже не получалось, и он принимал удары прямо на поверхность щита, отчего тот начал давать сколы и трещины в нескольких местах сразу.
Всего через несколько ударов щит окончательно раскололся, сыпанув в сторону щепой. И один крупный кусок дерева в виде косого креста полетел прямо в голову Маркуса. Привычным движением тот прикрылся от щепки щитом, подняв его слишком высоко, и это дало противнику мгновение передышки. Лишь мгновение, но воспользовался им Элезар отменно. Он перекинул топор к своей левой руке, освободившейся от щита, и метнулся под левую ногу, и приподнятый край щита противника, уходя в перекат, словно прыгал в воду. В полёте он вскрыл противнику бедро длинным, мгновенно брызнувшим кровью порезом.
— А-а-а-а, готов! Победитель! — радостно заверещал проповедник.
И это было правдой. Хотя Маркус быстро развернулся и даже успел вскользь достать спину Элезара топором, что не принесло прикрытому кольчугой юноше никакого вреда, а лишь толкнуло подальше от противника, но больше ничего датчанин сделать уже не мог и не стал.
Кровь пролилась, а значит, бой проигран. Поначалу недовольный собой Маркус поморщился и не торопясь скинул с руки щит. Но тут он увидел ранее почти не чувствовавшуюся рану и мгновенно побледнел. Опытный воин сразу понял опасность, опустился на землю, перекатился на правый бок и попытался зажать порез рукой, но кровь продолжала бить сквозь пальцы.
Первым к нему подскочил Александр.
Он тут же надавил на артерию чуть ниже паха и согнул ногу раненого, как его учили в армии при оказании первой помощи. Но кровь это не остановило. В лучах заходящего солнца было совершенно непонятно, какого она цвета. Казалось, что чёрная демоническая жидкость, а не алая кровь человека хлещет на руки пытающемуся её унять Александру. Всё было кончено всего через несколько минут. Зрители не успели даже позвать священника. Но Александр сказал Маркусу, что он монах, и тот быстро исповедался иноку тихо на ухо в своих прегрешениях. Последними же словами умирающего было завещание о том, что его наследником является князь и просьба дать меч, чтобы держать его в руках в предсмертное мгновенье. Перед лицом смерти он оставался верен князю Генриху, но не Христу.
Александр встал. Посмотрел на уставшего, но явно довольного, тяжело дышащего Элезара и беснующегося проповедника. Горожане тоже были возбуждены. Кто-то похлопывал победителя по спине, кто-то предлагал пойти отметить в трактир.
— Пойдём, друг, мне нужно к священнику передать исповедь умершего. Принять я её могу, а вот отпустить грехи уже нет. — Грустно сказал Александр.
Они двинулись в сторону церкви, а подпрыгивающий, словно бесноватый от перевозбуждения проповедник последовал сразу за ними. У входа в храм их уже ждал давешний священник, отец Иоанн, которому кто-то успел рассказать о произошедшем.
— Пойдёмте, дети мои. Исповедую ваши грехи, и поговорим — взяв под локоть Александра, священник махнул Элезару и повёл их за собой. Проповедник же почему-то в церковь заходить не стал и уселся на ступенях, что-то нашёптывая или даже напевая себе под нос, словно сумасшедший. Возможно, таким он и был, как подумалось Александру.
Подойдя к лавкам, установленным в церкви, священник
