Парагвайский вариант. Часть 1 - Олег Воля

Сзади на плечо легла рука брата.

— Поезжай домой. Оставь сына нам. Я клянусь Господом, что не успокоюсь, пока не изгоню нечестивую тварь.

(1) Арфа действительно является национальным инструментом в Парагвае.

(2) Иван Долов — если редуцировать гласную имя звучит как Ван, а фамилия созвучна с «Dolor» (боль).

(3) «Pseudomonarchia Daemonum» (Ложная монархия демонов) трактат, написанный швейцарским врачом, алхимиком и философом Иоганном Вейером (Johann Weyer), впервые опубликован в 1577 году. Этот труд входит в состав более обширного произведения Вейера под названием «De Praestigiis Daemonum» (О проделках демонов). Трактат Вейера многократно переиздавался и оказал значительное влияние на развитие европейской демонологии и стал важным источником информации для последующих исследователей этой темы. Несмотря на то что сам автор осуждал практику вызывания демонов и колдовства, его работа стала популярной среди тех, кто интересовался оккультизмом и магическими практиками.

Глава третья

Лопес атакует хунту адвокатскими методами, приобретает неожиданного подзащитного, а сын, вернувшийся из монастыря, становится тенью самого себя

Карлос развил кипучую деятельность, которая позволила ему немного отвлечься от беспокойства по поводу сына. Он публично объявил о возобновлении своей юридической практики и тут же получил клиентов в лице родственников тех узников режима Франсии, что томились в тюрьмах. Зачастую у заключённых не было даже формального обвинительного документа. За что они сидели, порой знал лишь покойный диктатор. Или, что ещё хуже, все точно знали, никакой вины за этими людьми нет. Например, восемнадцать торговцев из провинции Санта-Фе. По приказу Франсии их схватили и посадили в тюрьму в ответ на захват властями провинции Санта-Фе корабля с грузом оружия, следовавшего в Парагвай. И поскольку ни корабль, ни груз так и не были возвращены Парагваю, они сидели в тюрьме по сей день. То есть уже 17 лет. Здесь не было ни тени законности, даже революционной.

Но диктатор не только сажал без суда, он и выпускал на своё усмотрение. Шестого января прошлого года по случаю своего дня рождения Франсия распорядился отпустить сразу сто заключённых. Увы, торговцам из Санта-Фе не повезло попасть в их число.

Так что Лопесу удалось освободить тех из них, кто дожил до этого дня. Это не осталось незамеченным, хотя заслугу поспешили приписать себе главари хунты.

Карлос продолжил начатое. За совершенно символическую сумму он составлял прошения об амнистии, пересмотре или хотя бы ознакомлении с материалами дела и шёл на Пласа-де-ла-Консепсьон в здание «Кабильдо» — официальную резиденцию верховной власти.

Несколько десятков узников освободить удалось. Но очень скоро он начал раздражать хозяев жизни своими требованиями. Ведь именно они сажали тех, на кого укажет Супремо. Офицеры хунты относились не к армии, а к полиции, как и глава города. В конце концов, Карлоса перестали пускать в здание, и по городу эта новость тут же распространилась.

Лопес, довольный этим, начал новый процесс. На этот раз он стал добиваться выплаты долгов, которые имелись у казны перед служащими и накопились ещё при жизни Франсии. Так как его больше не пускали в Кабильдо, он поставил стол и стул прямо напротив дверей, и все его клиенты могли быстро выбегать к нему за консультациями.

С точки зрения результативности результат был ничтожен: всего несколько удовлетворённых исков. Но с точки зрения повышения известности и популярности ход оказался удачный. Весь Асунсьон судачил.

Так прошёл октябрь и ноябрь. От Базилио не было ни слуху ни духу. Дважды в Пирапью посылали Санчо, но тому не дали пообщаться с Франциско, уверив, что прогресс в излечении очевиден, и что вскоре он вернётся в семью. И вот уже настал декабрь, и терпение Лопеса иссякло. Он снова одолжил двуколку, но запряг не ленивого ослика, а нормальную лошадку, и доехал до Пирапью за день.

Подоспел он как раз к вечерней мессе, которую вёл брат, и, не скрываясь, зашёл в зал. Брат его, очевидно, заметил, судя по тому, как он сбился, когда читал очередной стих из Евангелия. Когда служба закончилась, он махнул рукой, зовя Карлоса проследовать за ним.

— Здравствуй, — просто сказал Базилио. — За сыном?

— Надеюсь, он жив? Ты его не сжёг на костре? — несмешно пошутил Карлос.

— Жив, — сухо ответил священник и уверенно зашагал к кельям.

Подойдя к одной из дверей, он остановился, собираясь что-то сказать, но, видимо, передумал и просто открыл дверь.

«Она не заперта, — отметил про себя Карлос. — Значит, брат больше демона не боится».

В полумраке кельи, в углу на табурете, сидел Франциско. Свет лампы в руке Базилио осветил лицо мальчишки, оставляя всё помещение в тени.

— Сын! — позвал Карлос. Но фигура оставалась неподвижной.

— Франциско, — повторил он, подошёл ближе и присел на корточки.

Ужас начал заполнять душу Карлоса Лопеса. Взгляд сына не выражал ничего. Он был абсолютно пустым, без проблеска узнавания или каких-либо эмоций. Он не реагировал на прикосновения и никак не отреагировал на объятия, в которые схватил его отец.

— Что ты с ним сделал? — глухо прорычал Карлос.

Базилио внешне был спокоен и отвечал ровно, без эмоций:

— Битва была тяжёлой. Демон заставлял твоего сына лгать и притворяться. Его не беспокоило, что будет с вместилищем, и оно пострадало.

Карлос гневно вперился в брата.

— В чём был виновен мой сын? За что ты сделал его таким?

— Такова была воля Господа. Как сказано в Евангелии от Петра: «Как вы участвуете в Христовых страданиях, радуйтесь, да и в явление славы Его возрадуйтесь». Его страдания полностью очистили его душу. Он сейчас для Господа нашего подобен ангелу.

Губы Карлоса дрожали от сдерживаемых слёз и богохульства. Он снова обнял сына и сильно прижал его к себе. А потом поднял на руки и понёс в бричку.

— Подожди до завтра, — предложил Базилио. — Темно уже.

— Ноги моей больше не будет в твоём доме.

При свете лампы и луны Карлос увидел то, чего не заметил в темноте кельи. На запястьях подростка были отчётливые отпечатки. С замиранием сердца Карлос задрал рубашку и увидел следы рубцов на коже. Из груди мужчины сам собой вырвался тихий рык. Он рывком усадил равнодушного сына в кузов брички и взялся запрягать лошадь, которую добрые францисканские братья уже выпрягли и поставили в стойло. Лошадка была недовольна тем, что её оторвали от кормушки и брыкалась. Но Лопесу надо было сорвать на ком-то