Гнев Несущего бурю - Дмитрий Чайка
— Да что случилось-то? — Феано терпеливо гладила египтянку по тонкой спине, вздрагивающей от рыданий. — Муж опять напился?
— Да-а! — плакала Нефрет. — Он такой дурак, когда выпьет лишнего! Он становится глупее пьяного стражника! А потом его тошнит до утра! У меня уже голова болит, я третью ночь не сплю!
— Он три дня пьет? — изумилась Феано. — Но почему? Его господин отругал?
— Пи! — Нефрет подняла на подругу заплаканную мордашку. — Число пи!
— Ну, знаю это число, — кивнула Феано. — А чего реветь-то?
— Оно какое-то не такое оказалось, — всхлипнула Нефрет. — Анхер так разошелся, что на господина нашего посмел голос возвысить. Кричал потом пьяный, что эту мудрость бог Тот своим жрецам заповедал. А еще что-то про квадрат со стороной в восемь девятых диаметра… Не поняла я ничего. А еще кричал, что не может такого быть, чтобы число это иное значение имело. Ибо это противно воле богов. А господин, вместо того чтобы палками его избить, только посмеялся и приказал начертить круг и измерить самому.
— И что? — продолжила гладить ее Феано.
— Анхер взял чашу из Микен, — захлюпала носом Нефрет, — а затем обмотал ниткой и измерил. После этого другую чашу взял. Потом циркулем, или как там эта рогулька называется, круги на земле чертил. Потом раз сто это повторил… Он этим неделю занимался и все на папирус записывал. И теперь… И теперь…
Нефрет снова безутешно заплакала, доверчиво прильнув к плечу подруги.
— Ну, и что теперь? — спросила Феано.
— Пьё-ё-ёт! — прорыдала Нефрет. — Прямо как тогда, когда господин его научил в столбик считать. Выпьет вина, потом хохочет как ненормальный, и без конца какую-то считалочку повторяет.
— Какую еще считалочку? — удивилась Феано.
— Чтобы нам не ошибиться, нужно правильно прочесть. 3, 14, 15, 92 и 6! — плакала египтянка. — Глупость какая-то!
— Ну, не плачь, — снова погладила ее Феано. — Пропьется и успокоится. Они, мужики, все слабаки. Чуть что, за кувшин хватаются.
— Мне повитуха велела цветами любоваться, — доверчиво обняла ее Нефрет, хлюпая тонким носиком, — и гулять по вечерам. Чтобы ребеночек здоровый был и красивый. А про то, чтобы дурацкие цифры слушать, она мне ничего не говорила. Я ведь даже не понимаю, чего он расстроился из-за этой ерунды.
— А давай по городу прогуляемся, — потащила ее на улицу Феано. — А потом пойдем к Анат. В картишки поиграем.
— И пойдем, — утерла слезы Нефрет. — Служанка за ним присмотрит. Глаза бы мои не видели пьяницу этого! Он же глупее жареного сома. Как протрезвеет, разорится у меня на подарках.
Нефрет худенькая, словно птенчик, а потому, когда она села в носилки к Феано, нубийцы лишь покосились недобро и отвернулись. Тут ведь недалеко совсем, через пару домов. Впрочем, им не повезло. Госпожа захотела посмотреть, как строится новый порт, а туда идти больше десяти стадий. Могучие мужики вздохнули и подняли носилки. Не их сегодня день…
Дом Анхера стоит у подножия акрополя, откуда по мере строительства новых улиц простых людей выселяли. Никто не смел протестовать, да и вместо старых домов вельможи, писцы и купцы получали новые жилища, много больше и роскошнее. Одна беда: крепостной стены пока нет. И это заставляло людей уходить с горы не слишком охотно, подчиняясь воле государя. Все же безопасность куда важнее, чем просторная спальня. Тяжелые времена ведь. Впрочем, контуры новых городских укреплений уже размечали, и это настраивало богатеев Энгоми на оптимистичный лад. Да и воды у берегов Кипра становились безопаснее с каждым днем.
Улица Процессий, главная в городе, идет от ворот акрополя до строящегося храма Великой матери, от него — до будущего храма Бога-Кузнеца, которого все больше и больше называют Гефестом, а оттуда — к порту. Улица длиннейшая, прямая как копье, но уже сейчас государь не позволяет там селиться абы кому, разделив воинскую знать и купцов. Тех, кто давно ему служит, он поселил поближе. А тех, кто только что прибежал в Энгоми на звон серебра, селят дальше. А то и вовсе не позволяют строиться на улице Процессий, давая клочок земли в каком-нибудь боковом переулке. И никакие взятки тут помочь не могли. Половина домов и участков уже имели своих хозяев, а за честь жить поближе к царю бились богатейшие купцы с легионными трибунами и капитанами бирем.
Улицы Энгоми застилали каменными плитами. Сотни людей, приплывших на заработки со всех концов Великого моря, осели тут навсегда. Даже те, кто шел на разбой и случайно уцелел на этом нелегком пути. Они ведь разбоем не от хорошей жизни занялись, а потому, что жрать стало нечего. Доходило до того, что корабль каких-нибудь шарданов, остановленный в водах Морского бога, осматривался капитанами бирем прямо на месте. И если не находили в трюмах рабов и окровавленных тряпок, вождю выдавалась подорожная, с которой он плыл прямо сюда. Новички шли гребцами на флот, или в корабельную стражу, или в рыбаки, а их семьи селились совсем уже на отшибе, за новой стеной. В самом Энгоми будут жить только господа офицеры, купцы и лучшие мастеровые всех мастей.
— А ты слышала? — округлила глаза Феано. — Из Вавилона десяток семей привели с караваном.
— Нет! — покачала головой Нефрет, слезы на любопытной мордашке которой уже совершенно высохли. — А нам-то что с того?
— Среди них мастер, который благовония делать умеет, — заговорщицки шепнула Феано, хотя было это совершенно напрасно. Наедине она болтала с подругой на языке Земли Возлюбленной, который здесь понимали лишь некоторые купцы.
— Благовония! — захлопала в ладоши египтянка. — Вот здорово!
— Царица наша розовые лепестки велела собрать, — продолжила Феано. — Из них масла будут делать.
— А когда? — жадно спросила Нефрет.
— Я не знаю, — сожалеюще произнесла Феано. — Я этого мастера всего один раз и видела. Но как только благовония во дворце
