Смерть в июле и всегда в Донецке - Дмитрий Александрович Селезнёв
В комнату соседки с палочкой пробраться было затруднительно, в ней было больше шкафов и накопленного за годы жизни скарба, и у взрывной волны в распоряжении оказалось больше предметов, чтобы закрутить их в хаотичный хоровод. Все они лежали в беспорядке на полу.
Глядя на все эти разрушения, я вспомнил эпизод с ветхозаветным Моисеем, когда он попросил явить славу Господню. Напомню, тогда Бог засунул библейского старца в горную расщелину и, проходя мимо него, позволил ему увидеть себя, но только через щель и со спины. Но и этого Моисею мало не показалось.
Жители же этих старых макеевских домов были дряхлыми ветхосоветскими моисеями и они тоже ощутили на себе подобное воздействие. Только Бог тут не при чём. Это всё сами люди придумали. Они изобрели не только компактные и уютные хрущёвки, комфортабельные и элитные квартиры, электронику, сантехнику, айфоны и автомобили, бары и рестораны, велосипед и водопровод, бассейны и кино и прочее всё то, что делает нашу жизнь приятной и удобной. Нет, мы ещё придумали, как всё это разрушать, разом или постепенно. Учёные и конструкторы изобрели всеразличные виды и типы оружия для этой самоубийственной цели. И здесь Господь закрыл глаза, это Человек, обладая свободной и упрямой волей, сам настойчиво постучался в двери ада. И ад ему приоткрылся.
— …а потом ты едешь прямо, никуда не сворачивая до самой Горловки, там уже не запутаешься, — Славин голос в телефоне и его инструкции подействовали на меня успокаивающе. Я положил трубку, переключил передачу и тронулся. Всё у меня получится. Доберусь куда надо. Из А в Б.
Моя мирная профессия — кинокритик и, находясь в военных обстоятельствах, путешествуя по зоне СВО, я часто, как можно заметить, вспоминаю «Сталкера» Тарковского. Но есть ещё один фильм про эту аномалию, в которой мы все тут зависли. Название навскидку не вспомню, но помню, что это «перестроечное кино», фильм снят в эпоху перемен, когда как раз на Украине будили Злого Хoxла и раскрывали ему веки.
Сюжет такой. Двое героев, споткнувшись о какую-то проволоку, торчавшую из земли, из перестроечного времени, в котором они жили, попадают в прошлое, на Донбасс, в послевоенный период. Но и это ещё не всё. Время для наших персонажей закольцевалось, один и тот же день для них начинается снова и снова, и они ищут пути, чтобы вырваться из этой временной петли. Но ничего у них не получается, один и тот же день они проживают заново.
В их ситуации есть место и для курьёзов. Один из героев, имея горное образование и опыт, каждое утро приходит на шахту и пытается устроится на работу. После войны на Донбассе поднимают промышленность, и ввиду нехватки специалистов, директор радуется гостю. «Инженер, горняк, к нам!» — радостно восклицает он и сразу же выдаёт ему аванс в 100 рублей. И так раз за разом.
Кстати. Забыл упомянуть, что фильм как раз и снимался в этом магическом и аномальном треугольнике Донецк — Ясиноватая — Макеевка. Вот и я, однажды попав в этот загадочный треугольник войны, снова и снова сюда возвращаюсь, чтобы по новой прожить один и тот же бесконечный день. «Инженер, горняк, к нам?»
К вам.
Бдительность
— Э-э-э… укропы!! — увидев меня, второго «корректировщика» и «диверсанта», мужик вдруг заорал. Вот она — развязанная харя пьяного пролетариата. Въебать ему, что ли, — я примерялся. Но будучи интеллигентом, сомневался и не решался. Поэтому нас, любителей почитать на досуге Чехова с Достоевским, всегда бьют первыми. Правда, мужик и сам никого не пытался ударить, он только хватал за жилетку Сергея Валентиновича. Сергей Валентинович, именитый адвокат, сибарит, любитель красивых молодых женщин и дорогого выдержанного алкоголя, и при всём при этом — отчаянный русский патриот — иначе чего он сюда приехал из солнечной Испании в обледенелый Донецк — Сергей Валентинович не привык к такому обращению и такому уровню агрессии. Это было вопиюще грубое попрание его процессуальных прав. Сергей Валентинович, вообще, человек деликатный, и со своими клиентами — политиками, бизнесменами, ворами в законе (иногда всё это совпадало в том или ином сочетании) — он общался очень вежливо. И выглядел он очень утончённо, со своей аккуратной седой бородкой он был похож на старого мушкетёра. А тут какой-то достаточно крепко сбитый и, судя по поведению, крепко выпивший русский мужик, небритый и коротко стриженный, как боксёр, хвать его за камзол.
— Да отстаньте вы, я памятник снимал! — отбивался Сергей Валентинович, когда я подошёл. Но мужик бесцеремонно и цепко держал его за жилетку.
— Эй ты чего, братан… — дёрнул я мужика за плечо. («Братан» — так интеллигент мимикрирует под окружающую пролетарскую среду. Однако тута этот приём не прокатил.)
Вот здесь мужик и озадачил меня, заорав:
— Укропы-ы-ы!!
То, что Сергей Валентинович попал в инцидент, мною было замечено поздно. В то время, когда его хватали за куртку и требовали показать фотографии, которые он сделал, я сидел в машине и разговаривал по телефону, объясняя уважаемой и непонимающей редакции, что стендап, нет, записать не могу, так как прилёт был в военный объект. Да и вообще, надо было съёбывать. Повторный прилёт был возможен вполне, это подлая тактика украинских неонацистов — въебать ещё раз, когда приедут спасатели.
Под повторные обстрелы я попадал не раз. Только месяц назад разминулся на двадцать секунд с кассетами — мне лично повезло, но тогда были ранены люди и журналисты. Вот как тогда дело было. Вечером у себя дома на этаже слышу сначала близкие хлопки — это работает наша ПВО. Потом слышу уже дальние удары — это пропустила наша ПВО. И судя по рассыпчатым звукам, похожим на щёлканье и шипение фейерверка, это были кассеты. Мониторю чаты и узнаю — что-то горит на ж/д станции в соседнем Будённовском районе. Причём хорошо горит, впечатляюще — судя по первым фото, это горело топливо. Быстро одеваюсь, выбегаю и в коридоре перед лифтом сталкиваюсь с соседями — молодой супружеской парой с ребёнком двух лет в коляске. Мальчишка как раз родился перед СВО, и
