Лехаим! - Виталий Мелик-Карамов
– Лёня, – сказал приятелю престарелый фронтовик, – сейчас я скажу этому нетерпеливому молодому человеку, куда ему полагается двигаться, а потом мы с тобой нормально попрощаемся…
Следуя наставлениям «старшего товарища», Моня вошел в прохладный темный зал, пересек его и постучал в последнюю дверь.
– Минуточку, – раздалось из-за двери.
Раввин, как обещал, вскоре вышел в зал.
– Ребе, – сказал Моня, – у меня погиб друг, и я хотел заказать для него поминальную службу.
– Но ведь вы неверующий! – ответил раввин. – И ваш друг, мир его праху, скорее всего, тоже не ходил в синагогу…
– Ребе, он ценой своей жизни остановил террориста. Я думаю, ему можно простить, что он не ходил в синагогу.
– Вей з мир! – ответил раввин. – Больше не надо ничего говорить.
– Еврей, как мне кажется, – сказал Моня, – верит в Бога даже тогда, когда не верит…
– Не буду спорить, – сказал раввин, – но кадиш, поминальная молитва, читается ежедневно в течение одиннадцати месяцев сыновьями, а если наследников нет, то специальным набожным евреем. И где вы его возьмете?
– Есть один. Он не откажет. Счастье, что евреи прощаются и долго не расходятся. – Эти слова Моня сказал сам себе, когда, развернувшись, двинулся обратно к лестнице.
Эпизод 39
Апрель 1975 года
Москва, нескучный сад
У главного выхода здания на площади Дзержинского стояла черная «татра-613». Редкий, недавно выпущенный в Чехословакии лимузин, который собирали вручную. Подарок чехословацких чекистов председателю КГБ товарищу Юрию Владимировичу Андропову. И хотя тротуар, к которому припарковался автомобиль, был широкий, прохожие редко появлялись на нем, а если и возникали, то старались поскорее пройти вдоль хмурого здания. Почему-то москвичи игнорировали этот короткий маршрут к «Детскому миру».
Из тяжелых, с металлическими набойками дверей вышла шестерка молодых ребят в плащах и встала в две короткие шеренги, образуя проход от парадных дверей до машины. Через несколько минут из тех же дверей вышел мужчина средних лет. Придерживая створку, он цепко огляделся. Парни как по команде с двух сторон остановили нескольких подошедших граждан.
Прошло совсем немного времени, и в своеобразном коридоре появился член Политбюро, главный чекист страны товарищ Андропов. Не оглядываясь и даже не поднимая глаз, с брезгливым выражением лица гроза всех шпионов и диссидентов дошел до уникального правительственного автомобиля. Тот же офицер, что проверял обстановку, уже держал открытой заднюю дверцу. Сняв шляпу, Андропов сел на кожаное сиденье. Офицер, а это был адъютант Андропова, в тот же момент оказался рядом с водителем. Он отдал короткую команду в микрофон, который снял с панели перед собой. Подвывая сиреной, «татру» повела за собой канареечная милицейская машина батальона спецсопровождения ГАИ.
По углам площади засвистели и замахали полосатыми жезлами офицеры автоинспекции, останавливая движение. «Татра», совершив плавную дугу у памятника Дзержинскому, рванула от «Детского мира» вниз по проспекту Маркса. К этому времени на тротуаре у входа уже не было никого из сотрудников, а не заставшие члена Политбюро прохожие свободно шагали по своим делам.
Юрий Владимирович какое-то время еще сидел, опустив голову, но потом поднял телефонную трубку, которая была пристроена в подлокотнике между сиденьями. Набрал на крутящемся диске четырехзначный номер. В багажнике «татры» стояла специальная станция «Алтай-3» размером с большой чемодан, позволяющая подключаться как к обычной телефонной сети, так и к закрытой «кремлевке».
– Устинов слушает.
– Дмитрий Федорович, приветствую!
– Здравствуйте, Юрий Владимирович!
– Как самочувствие? Хоккей вчера смотрели? Как мы с чехами разделались! 4:1! Молодцы! Надо будет ребят отметить…
– Отметим, Юрий Владимирович, когда чемпионат закончится. Замечу, что особенно отличился Харламов.
– Ты все своих армейцев тянешь, а мне, например, Якушев больше понравился. Но не в этом дело. Тут у меня восьмое управление на коллегии отчитывалось. Я предварительно взял посмотреть их бумаги. Наткнулся там на одного твоего ракетчика. Помнишь, ты мне рассказывал про совещание у Сталина и выступление на нем мудака, который в 1943-м раскрыл формулу горючего для Фау?
– Помню, какая-то еврейская у него была фамилия. Кацнельсон вроде?
– Левинсон, – недовольно сказал Андропов.
– Точно, Левинсон!
– Так вот, мы его, оказывается, пасем уже больше полувека…
– Ничего себе! Раскрыть, кто такой, не можете?
– Да, уже забыли, зачем установили негласное наблюдение. Пришлось поднять архивы… Расскажу – не поверишь. Его разработка за это время стоила нам не меньше, чем создание у тебя новой стратегической ракеты. По всему миру пасли…
– На нужное дело денег не жалко. Хорошо, буду ждать. Сегодня после Политбюро поделишься. А наблюдение уже снял?
– Сегодня сниму. Сейчас хочу подъехать посмотреть на нашего рекордсмена. Он, как мне доложили, вышел на променад…
Моня во время разговора двух всесильных руководителей страны перешел Ленинский проспект, купил в киоске «Юманите Диманш» и направился в Нескучный сад. В это время дня он был весь наполнен наступающей весной, набухшими почками и криками грачей. Все вместе делало Нескучный живой и озвученной картиной Саврасова «Грачи прилетели». Причем, как и на полотне, висящем в Третьяковке, он был совершенно безлюден. Уходить вглубь аллей с открытого пространства у входа у Мони терпения не хватило. Он сел на ближайшую скамейку и начал шуршать многостраничным воскресным приложением «Юма», которое в Москве продавалось только в четверг, то есть с пятидневной задержкой.
Два молодых человека в одинаковых разноцветно-блеклых синтетических куртках, которые все это время на отдалении сопровождали Моню, теперь наблюдали за ним, спрятавшись за трансформаторной будкой, и обсуждали действие объекта наблюдения.
– Ищет, наверное, информацию из Центра, – предположил один и был недалек от истины.
– Ты что, дурак? Это газета французских коммунистов!
А на Ленинском проспекте у прохода к Нескучному саду остановилась черная «татра», из которой появился Андропов. Перед этим с переднего сиденья выскочил адъютант, который открыл шефу тяжелую дверцу. Он пристроился за спину к члену Политбюро, но Андропов его остановил: «Там наши ребята». Главный чекист двинулся прямо по незримому следу, который оставили его сотрудники, в свою очередь шедшие по следу Мони.
Андропов прошел по главной аллее и направился к скамейке, где шуршал газетой Моня.
Офицеры оказались не то что в шоке, на какое-то время просто впали в ступор.
– …твою мать, – вырывается у них хором.
– Разрешите? – спросил Андропов, останавливаясь рядом с объектом наблюдения.
Моня, погруженный в газету, молча кивнул, не обратив даже внимания на то, что вокруг только пустые скамейки.
Андропов сел рядом.
Наблюдатели, вжав головы в плечи, застонали.
Моня не повернул головы.
61-летний председатель Комитета государственной безопасности с интересом разглядывал 83-летнего старого еврея. Что-то неуловимое иностранное было в этом человеке, который в двадцатых годах обратил на себя внимание руководства всесильной Чрезвычайной комиссии, а затем ОГПУ, НКВД, МГБ и, наконец, Комитета государственной безопасности.
Прежде всего смущали хорошо вычищенные ботинки и торчащие из обшлагов пиджака замысловатые запонки, чистая выглаженная сорочка и не по возрасту короткий плащ с капюшоном. Получалось, что старик вроде бы себя стариком не ощущал. Тем более в отличие от самого Андропова он был не в шляпе, а в какой-то модной маленькой кепке в клеточку.
Андропову даже захотелось ткнуть пальцем в этого загадочного Левинсона. Вместо этого, вздохнув, он сказал: «Извините!»
Моня, не глядя на соседа, кивнул. Андропов поднялся и пошел к выходу, задумчиво слушая птичьи вопли и старательно обходя лужи. Адъютант маячил у каменных столбов, уже два века украшавших вход в Нескучный сад. Председатель явно находился у него под наблюдением все это время. Когда Андропов
