Мне приснилась война - Роберта Каган

Перл взяла мать за руку.
– Со мной все в порядке, мама. Я уже и не помню мой сон. Помню только какие-то обрывки и то, что меня так напугало.
Наоми кивнула, вспоминая собственный повторяющийся сон с дымящими трубами. Впервые он приснился ей в шесть лет, и она его не поняла. Но могла насчитать по меньшей мере пять раз, когда он возвращался к ней. Последний был всего два месяца назад.
Большинство снов она помнила обрывками, но этот, с трубами, был другим. Он, как живой, сохранялся в ее памяти. В этом сне несколько больших труб испускали черный дым. А в дыме погибали бабочки. Они беззвучно падали на землю, и ей хотелось плакать. Она не могла объяснить почему, но сон ужасно ее пугал. Даже сейчас, когда он ей снился, она просыпалась в слезах. В первый раз, когда ей приснились трубы, она проснулась и мама держала ее в объятиях, укачивая, пока Наоми не пришла в себя. Со временем семья привыкла к тому, что ей снится один и тот же кошмар, и его перестали принимать всерьез. Все, кроме Мириам. Она верила в Наоми и боялась, что однажды выяснится более глубокое значение этого кошмара.
Даже сейчас, вспомнив тот сон, Наоми в ужасе содрогнулась, сама не зная почему. Это не имело смысла. Наоми рассказывала дочерям и мужу, что обладает даром предвидения, как Перл. Но никому, кроме матери и сестры, не говорила про сон с трубами.
– Все хорошо. – Наоми обняла Перл и стала укачивать, как укачивала ее собственная мать.
Шошана и Блюма стояли рядом и смотрели.
– Я же говорила, со мной все в порядке, – Перл улыбнулась. Потом ее лицо снова потемнело. – Я вспомнила еще кое-что что про сон, – сказала Перл. – Злой доктор велел нам с Блюмой называть его дядей. У нас есть дядя, которого мы не знаем? Злой дядя?
– Нет, злого дяди у вас нет. – Наоми ласково погладила Перл по щеке, успокаивая ее.
– Я рада, – ответила та. На секунду она прикрыла глаза. А потом снова широко распахнула. – В моем сне было еще кое-что странное.
– О? – мягко сказала Наоми. – И что?
– Там были флаги. Красно-черные флаги. А в центре каждого флага – черный паук. Когда я увидела флаги, мне стало очень страшно. Хоть это и не был настоящий паук, мне показалось, он ползет по моей груди.
Наоми почувствовала, что ее сердце перестало биться. Она не могла говорить. Ее лицо побелело, и она отвернулась от дочерей, чтобы они этого не заметили. «Я видела такой же флаг. Но никогда не рассказывала про него Перл. А теперь вот и она увидела его. Это не просто кошмар. Это нечто большее. Но я не знаю, что с этим делать. Да и что вообще я могу сделать?»
За их окном громко каркнула черная ворона.
Глава 27
Поняв, что с Перл все в порядке, Наоми оставила трех дочерей в спальне близняшек и пошла на кухню заниматься делами. Хоть она ничего и не сказала Хершелю, когда он пришел завтракать, сон Перл потряс ее до глубины души. Она смотрела, как муж ест то, что она для него приготовила, и завидовала Хершелю. Мало что могло расстроить или взволновать его, пока жена и дети беспрекословно его слушались, а люди говорили о нем с уважением и восхищением. Он считал вполне достаточным зарабатывать на хорошую жизнь, не тревожась о духовных или психологических вопросах.
По утрам Хершель всегда был мрачен. С ним было лучше не говорить. За годы совместной жизни Наоми к этому привыкла. Он завтракал и уходил на работу, не сказав и пары слов. Никогда не благодарил ее за то, что приготовила ему поесть. Когда-то давно, еще до появления детей, когда они были молодоженами, она набралась храбрости и спросила его:
– Почему ты никогда не благодаришь меня за то, что я встаю и готовлю тебе завтрак каждое утро?
Она видела: муж недоволен тем, что она беспокоит его такими вопросами. Он прищурился и ответил:
– Почему ты не благодаришь меня за то, что я каждый день хожу на работу и обеспечиваю тебя? Знаешь почему? Я тебе скажу почему. Потому что муж и жена не благодарят друг друга. Это их обязанность.
Его слова сильно задели Наоми, и она просто кивнула в ответ, потому что не могла говорить. Потом быстро отвернулась, чтобы муж не заметил, как дрожат у нее губы. Больше ей нечего было сказать. Она стала его женой и, если хотела жить в мире и покое, должна была принять Хершеля таким, каков он есть. Мать учила ее этому, когда Наоми была еще совсем юной.
– Женщина принимает мужа, каков он есть, и старается жить с этим. Смотреть на его лучшие качества и пытаться не забывать о них, когда он ранит ее чувства.
Мама повторяла это множество раз. «Я просто надеялась на большее. Почему-то я думала, что моя жизнь и мой брак будут лучше, чем у моей мамы. Но это не так. Мой муж точно такой же, как мой отец, и это почти страшно. Херешель не ценит меня и бывает недобрым. Но, в отличие от моего отца, он хорошо зарабатывает, и я должна помнить об этом и быть благодарной».
Какое-то время в их первые дни, когда они только поженились, всякий раз, когда Хершель обижал ее, Наоми шла к себе в комнату и закрывала дверь. Она ложилась на кровать и плакала. Хершель ни разу за ней не пришел. Он оставлял ее проплакаться в одиночестве. Но тогда она была молодой женой и ее сердце еще не очерствело. С годами она закалилась, начала лучше понимать мужа и принимать этот брак как свою судьбу. Когда он был жесток, она не плакала, а