Фронтовой дневник (1942–1945) - Василий Степанович Цымбал
Сейчас время перед ужином. Пишу эти записи. После ужина, если удастся, собираюсь написать письма.
14 марта 1944 г.
Вчера, в связи с дневальством, очень мало спал, всего часа 4. Вечером притащил из кухни ведро заваренного чая и выстирал в нем свои носки, портянки и подворотнички. Затем достал у старшины пару чистого белья. В бане я был всего три дня тому назад, однако вчера нашел в рубахе пару огромных вшей, которые залезли от кого-то из соседей на нарах, т. к. спали мы впритирку. Рубаха оказалась маленькая, и мне трудно дышать в ней. Кальсоны же, наоборот, настолько громадны, что мне пришлось подшивать их в поясе. Когда я одел их, оказалось, что нет пуговиц. Пришлось вновь раздеваться, одеваться, разыскивать в каптерке пуговицы, пришивать их, раздеваться и снова одеваться. Эта процедура с кальсонами и подшивание подворотничка заняли у меня время до 12 часов ночи. Ночью спал мало. Почему-то черти подняли меня в 5 часов утра. Сейчас раскалывается голова.
Сегодня весь день занимался партийными делами: готовился к заседанию партбюро и собранию, ходил за рекомендациями для вступающих в партию, оформлял дела. Уже седьмой час вечера. Писать почти темно.
Вчера получил второе письмо от Миши, а сегодня второе от Юры.
Дюжева в своем письме пишет: «Я прошу тебя никогда не думать, что я нашла кого-нибудь другого».
Миша пишет: «Получил от Тамары Михайловны письмо, полное великой скорби и оскорбленного тобою ее чувства любви к тебе. … Ты очень поспешил и, безусловно, наделал глупостей. Может, ты постараешься написать ей ласковое письмо утешения. Сделай».
Юра же пишет: «Пишет ли тебе Т. М.? Она в последнее время тебя поменяла на одного капитана». Любопытная история. Так что я не поспешил, а сделал вовремя свой разрыв с Тамарой Дюжевой. Хорошо, что я закончил с нею. И как-то даже приятно, что ей подвернулся какой-то капитан.
Вчера 50 грамм сахара променял на 500 гр. хлеба.
Наши войска заняли Херсон.
Меня зовут снова принимать дневальство.
15 марта 1944 г.
Позавчера во втором часу ночи я начал писать письмо Тамаре, но не закончил его и перешел на стихи.
Последние две строки долго не удавались. Я закончил стихи только сегодня и тоже на дневальстве. Мне они нравятся своей краткостью, простотой и сочетанием серьезности и шутливого тона. Вот они.
Я жду твоих писем, как чуда,
Как ждем мы конца войны.
Но разве постигнешь причуды
Решений твоих двойных?
Ты можешь сказать: «Согласна» —
И в силах я смерть победить.
Ты можешь отказом властно
Душу мою истребить.
С надеждой, как ждет подсудимый,
Я жду над собой приговор.
Была ты мне только любимой,
Теперь ты и мой прокурор.
Юра прекрасно пишет письма. Они у него умны и оригинальны, хороши по стилю. Привожу цитаты из письма, полученного позавчера:
Дорогой мой папа!
Я сейчас долго вспоминаю о прошлом, о тебе, о Ейске до войны. Как мне захотелось тебя увидеть! Особенно сильно это желание я ощутил сейчас. Скорее бы кончилась эта всем надоевшая война! Я жив и здоров. Живу в поселке у мамы. Хожу в школу, которая, между прочим, неплохая. Милочка уже большая (а я все такой же – маленький). Увидев ее, ты бы не узнал в ней той крошки, которую ты видел в последний раз в 1939 году.
В январе я проездом побыл у бабушки и тети Наташи в Москве. Приняли они меня тепло и хорошо. За это короткое время я побывал во всех уголках Москвы. Ходил в кино, музеи, был в планетарии, который произвел на меня огромное впечатление и очень понравился, был на новых станциях метро, на выставке трофейного вооружения.
Бабушка и тетя Наташа приглашали меня приезжать к ним в гости. Я думаю летом туда поехать.
Вчера наши войска заняли гор. Гайсин, подошли на 15 км к Виннице, находятся недалеко от Николаева, в районе Березнеговатая – Снигиревка окружили несколько дивизий, из которых уничтожили около 10 тыс. человек и более 4 тысяч захватили в плен.
«Где, странник усталый, найду я
Последний приют для костей» (Гейне)238.
16 марта 1944 г.
До обеда был на занятиях на Обводном канале по постройке постоянной линии.
После обеда и до 12 часов ночи обрабатывал материалы партсобрания, партбюро и писал план работы.
Вечером по радио сообщили приказ т. Сталина о взятии войсками 2‑го Украинского фронта (маршал Конев) города и ж. д. узла Вапнярка, в результате перерезана ж. д. дорога Жмеринка – Одесса.
О Тарнополе ничего не слышно. Очевидно, противник выбил наши части. Ожесточенные бои идут на Проскуровском направлении. На других участках фронта успешное продвижение.
Группировка противника в районе Березнеговатая – Снигиревка полностью ликвидирована.
Ежедневно жду писем от Тамары, но их нет. Это волнует меня. Не пишет и Лидия Григорьевна.
18 марта 1944 г.
Вчера весь день работал ломом – рыл траншею для кабеля. Вечером сидел до полпервого, готовился к беседе о Парижской коммуне. Сегодня беседу уже провел. Сейчас оформляю рекомендацию на вступающих в партию, у старшего лейтенанта Куприянова. Вечером был на партбюро полка, информировал о работе: замечаний не было. Капитан Морозов отметил, что план работы представил только я из всех парторгов, отметил, что я работаю оперативно и что на собеседовании по приказу № 16 т. Сталина я и мои члены бюро отвечали лучше всех остальных.
Вчера вечером сообщили приказ Верховного главнокомандующего о том, что войска 1‑го Украинского фронта (маршала Жукова) штурмом взяли гор. Дубнов на Львовском направлении. Замечательно развиваются действия южнее и юго-западнее Умани (150 населенных пунктов) и Кировограда (100 населенных пунктов). Бои на подступах к Проскурову и Виннице с крупными силами противника. На Николаевском направлении взято более 30 населенных пунктов. Войска подошли близко к Николаеву – 15–20 км.
Сегодня отчетливо видел во сне Тамару и Лиду. Куда-то ехал. Прощался, горячо целуясь с Лидой и еще какой-то девушкой, кажется, Валей Бардаковой, спешил скорее уйти от нее. Потом был с Тамарой. Она была родная: заботливая, чуткая, милая, ласковая, проводила меня. Горячо попрощалась. Мы расстались очень тепло. Я видел, как она постарела и подурнела за это время и даже
