Гюстав Курбе - Герстл Мак
Кроме доктора Ординера находились у Курбе и другие друзья, время от времени пересекавшие границу, чтобы навестить художника, — Кастаньяри, Лидия Жоликлер, доктор Блондон, который впоследствии женился на вдове Бюшона. Двери Курбе всегда были открыты для других изгнанников, живших поблизости от Тур-де-Пельс — Рошфора, генерала Клюзере, известного географа Элизе Реклю, которому по просьбе различных географических обществ заменили тюремное заключение изгнанием. Курбе щедро жертвовал на поддержку изгнанников, оставшихся без средств к существованию, дарил картины для продажи в их пользу и держал у себя на камине коробку из-под сигар, куда посетителям предлагалось класть приношения для нуждающихся.
Одним из его ближайших друзей среди изгнанников стал Андре Сломчински, в обиходе Слом, помогавший Реклю в подготовке карт и рисунков для его монументальной «Новой всеобщей географии». Слом, поляк по национальности, родился в 1844 году в Бордо и учился рисованию в парижской Школе изящных искусств. Во время Коммуны он был секретарем Рауля Риго, палача Шоде, но спасся от ареста и почти верной смерти, бежав в Швейцарию. Слом скоро сделался своим в доме Курбе и преданно служил ему. Курбе начал его портрет, но так никогда и не закончил. В 1879 году Слом женился на Эмме Бланк, старшей сестре Кари Бланк, позировавшей для картины «Сборщица винограда из Монтре». Он вернулся в Париж в 1882 году после амнистии, умер в 1909-м.
За годы добровольного изгнания Курбе Лидия Жоликлер, по слухам, дважды отваживалась одна пересекать границу в карете, которой правила сама, и с соблюдением полной секретности привозила Курбе в Понтарлье, где он каждый раз по нескольку дней скрывался у нее в доме. Но письма его говорят о том, что такие рискованные экскурсии были ему не по душе, а свидетельства в пользу того, что он все-таки совершал их, сомнительны и основаны лишь на воспоминаниях дочери Лидии Анриетты, которой в то время было лет восемь — десять. Анриетта Жоликлер, впоследствии г-же Дре, была еще жива в 1948 году и делила с Кари Бланк и еще двумя-тремя лицами честь быть одной из последних видевших живого Курбе.
Художник поддерживал тесную связь с семьей и проявлял глубокий интерес к малейшим деталям жизни во Флаже. В январе 1875 года он писал Жюльетте: «Ты очень ловко сумела в присутствии полиции убрать деньги, которые я спрятал в рояле. Я сейчас же вознагражу тебя. Возьми 480 франков, причитающиеся мне проценты, для себя, Зели и отца: вам ведь нужно купить бургундского для Зели [она была больна]. В Орнане, у меня в подвале, есть бочонок бургундского; разрешаю тебе взять его… Можешь перевезти его во Флаже, но так, чтобы не растрясти. Нужны два здоровых мужчины — пусть поднимут его, как он стоит, и, не кантуя, поставят на телегу. Храни его у себя во Флаже. Но если наши полицейские чины, мои ангелы-хранители, уже распили его, забудь о нем»[476].
Бургундское не помогло сестре художника, и Зели, самая хрупкая из всей семьи, умерла в конце мая. 29 мая Курбе изливает свое горе Жюльетте: «Я в отчаянии от твоего письма и страшного несчастья, обрушившегося на нас. Бедная моя милая девочка, теперь тебе одной придется заботиться о нас — об отце и обо мне… Я выплакал все глаза. Бедная моя Зели! У нее была одна радость в жизни — делать добро другим и служить им. Какую печальную жизнь прожила наша сестра, никогда не жалуясь, вечно больная, но всегда мужественная и приветливая! Ее очаровательный образ навсегда запечатлен в нашей памяти рядом с образом мамы, как если бы обе они и поныне были живы. Но сейчас я думаю только о тебе, дорогая. Сколько тебе еще предстоит выстрадать до того, как я вернусь! Как я был бы счастлив прожить всю жизнь рядом с вами обеими [с нею и Зели]! Вы сами не пожелали бы ничего лучшего, а я и подавно… Ты ведь знаешь, дорогая: мы навечно неразлучны, и я готов во всем служить тебе опорой. Меня также глубоко тревожит отец, который так любил нашу бедную сестренку…»[477].
Глава 32
Судебное преследование
Девятнадцатого июня 1874 года многократно откладываемое дело Курбе начало наконец слушаться в суде по гражданским делам департамента Сены [Париж]. Виктор Лефран, прокурор по надзору за государственным имуществом, еще раз заявил, что Курбе ответствен за разрушение Вандомской колонны, доказывая, что, хотя художник и не подписал декрет от 12 апреля 1871 года, последний был обоснован и подсказан петицией Курбе от 14 сентября 1870 года. Возражения Лашо не убедили судей. 26 июня суд подтвердил законность уже состоявшейся конфискации имущества Курбе, дал полномочие на дополнительную конфискацию всего, что могло остаться, и приговорил художника к уплате полной стоимости восстановления колонны, с тем что эта сумма будет определена по окончании работ.
Феликс Пиа, член Исполнительного комитета Коммуны, бежавший в Лондон, совершил запоздалую и безуспешную попытку спасти Курбе, публично взял на себя ответственность за декрет о сносе колонны и признав себя автором этого декрета, что до тех пор оставалось под сомнением. В письме в «Таймс», датированном 23 июня 1874 года и опубликованном на следующий день, Пиа писал: «Согласно вашему сообщению из Парижа о суде над Курбе, г-н Виктор Лефран, бывший министр, а сейчас представитель правительства, строит обвинение против бывшего члена Коммуны на предположении, что декрет был подсказан теми же причинами, по которым художник желал сноса колонны; это не совсем верно, нет, совсем не верно! Г-н Виктор Лефран рассматривает дело односторонне. Парижская Коммуна предписала снести Вандомскую колонну исключительно по политическим соображениям. Законно или нет — это решит история — я, как член Исполнительного Комитета, взял на себя инициативу в деле свержения колонны, не советуясь с Курбе и не учитывая его антипатию как творческого художника к этой подделке под римский монумент. Я предложил этот декрет и составил его в чисто демократических выражениях [далее Пиа приводит декрет полностью]… Ни малейшей ссылки на искусство! Таким образом, художник не
