Жизнь и война генерала Василия Рязанова. Книга 3 - Василий Васильевич Рязанов
Колеса наших машин были обмотаны целями, но они помогали только в тех случаях, когда под них что-то подкладывали. В этих степных местах не было бревен или досок. Мы бросали в грязь лопаты, различные инструменты, запасные части радиостанции, свои телогрейки. Толкаешь машину изо всех сил. Она, натужно ревя, буксуя и забрасывая нас грязью с ног до головы, вдруг срывается с места, чтобы снова застрять метров через двадцать.
За трое суток мы не очень приблизились к Умани. В районе Шполы или Смелы были сожжены последние запасы бензина. В этой округе размещалось много сахароварен, небольших заводов для производства сахара. Сырья хватало, поля щедро плодоносили сахарным буряком. Самогона в деревне, где мы застряли, было, может, меньше, чем грязи вокруг, но вполне достаточно для того, чтобы запил наш начальник радиостанции. Обстановка этому благоприятствовала. Село, где мы остановились, было богатым. Война прошла мимо, почти не задев его. Нас приняли, как родных. Вкусно кормили, непрерывно угощая самогоном. Просыпаешься утром и нюхаешь, что это в чашке: самогон или вода. Чаще был самогон. Заботливые хозяева, видимо, думали, что мы не сможем отказать себе в удовольствии, еще не проснувшись, выпить по кружке крепчайшего, градусов под семьдесят, первака.
Мы с Таней не пили. Зато за нас старался сержант. В те, проведенные нами там несколько дней, его нельзя было увидеть трезвым. У нас не оставалось ни грамма бензина, чтобы завести движок и передать радиограмму в штаб с сообщением о том, что с нами и где мы находимся. Начальнику радиостанции здесь нравилось, и он говорил, что спешить некуда, нас отыщут. Так прошло дня три. Потом Борис Наманов заявил: – Все, девочки! Хватить ждать, ничего мы не дождемся. Надо своим ходом добираться до Умани.
Мы согласились с ним. Решили, что в этом злачном месте дольше оставаться не следует и пошли сообщить о нашем решении начальнику радиостанции. Он лежал пьяный, и в ответ на наши разъяснения, что нам надо дать знать о себе, что мы пойдем сообщим, а он останется с радиостанцией, только кивал головой и бурчал что-то невнятное. Мы оставили его в таком состоянии и пошли втроем. Около тридцати километров топали по грязи, добравшись до железнодорожной станции Знаменка.
Поезда тогда не ходили, но начальник станции сказал, что в сторону Умани скоро пойдет эшелон с бревнами. До Умани он, правда, не доедет, но все-таки будет ближе, чем отсюда. Мы забрались на бревна и немного проехались на них. Татьяна, помню, поскользнулась на мокром стволе и чуть не свалилась под колеса. Хорошо, Борис Наманов успел ее подхватить, сам чуть не упав вместе с ней. Затем снова пошли пешком, расспрашивая, где Умань, у местных жителей. В дороге одну ночь ночевали в селе в сарае. И, наконец, дошли до Умани, но в город не попали.
С той стороны, откуда мы собирались зайти в Умань, на нашем пути лежал аэродром. Только мы ступили на летное поле, как тут же увидели на нем знакомого полковника из штаба корпуса. Обрадовавшиеся, как потерявшиеся дети, вдруг нашедшие своих родителей, мы бросились к нему, чуть не плача от восторга. Он же, увидев нас, тоже бросился навстречу, но с такой бранью, какой нам на фронте еще не приходилось слышать. – Где радиостанция, так вас и так, – кричал он. – Я вас расстреляю. Вы что, не знаете, такие-сякие, что радиостанция для радиста, как винтовка для солдата! Под суд пойдете!
Закончил он, приказав: – Немедленно в самолет! – Таким грозным тоном, что я подумала: нас повезут сразу на расстрел или, в виде особой милости, в трибунал. На взлете стоял транспортный “Дуглас”. Мы забрались в него, самолет взлетел, и в полете выяснилось, что все уже из Умани перебазировались и, приди мы на десять минут позже, никого бы там не застали. Нам повезло. Этот “Дуглас” был последним самолетом. А разыскивать радиостанцию Рязанов послал командира роты связи Круглова, не раз, наверное, проклинавшего судьбу, вручившую его попечению таких подчиненных. Появился он только через месяц, и нашел нас уже в Молдавии. Но привез с собой и радиостанцию и ее начальника.
Наш “Дуглас” приземлился в небольшом селе недалеко от границы Молдавии. Пока не появилась наша радиостанция, мы временно работали на другой. В этом селе мы впервые ели мамалыгу и с любопытством смотрели на незнакомый быт, обычаи, наряды.
Когда мы рассказали начальству о наших приключениях, умолчав о самогоне, нам сказали, что, в общем-то, мы действовали правильно, но перспектива трибунала, если радиостанция не найдется, нам все равно угрожает. Однако все обрадовались нашему появлению в последний момент, когда уже перестали ждать. Даже тот полковник, который ругался в Умани, в самолете смягчился и укорял нас в том, что мы заставили всех волноваться.
Мы всячески старались загладить свою провинность. Заучили наизусть “Памятку радисту”, такую тонкую, карманного формата книжицу, и в любое время дня и ночи могли без запинки декламировать: “Связь нерв армии! Без связи не может быть управления войсками в современной войне, не может быть победы. Радиосвязь – основное – а иногда и единственное средство управления войсками в бою. Товарищ радист! Отлично овладей порученной тебе радиостанцией и умело используй ее в бою. Радиостанция – надежное средство связи в руках умелого радиста…” Никто у нас, впрочем, эту памятку не спрашивал. Командир роты связи обрадовался тому, что мы живы и здоровы. Надо ли говорить, что радость была взаимной, так как его появление с радиостанцией спасало нас от трибунала. Погода стояла прекрасная. Весеннее солнце, радостная земля, жадно дышащая, вбирающая в себя тепло солнечных лучей, пьянящий весенний воздух. Недели через две мы перебазировались в Молдавию, в село Багринешти. Наш корпус в мае 1944 г. участвовал в Ясской оборонительной операции, где массированные действия авиации сыграли свою положительную роль. И снова плодотворное сотрудничество с танкистами. Тогда работало множество радиостанций: штурмовые корпуса, истребительные. Бои были тяжелыми, и истребители часто помогали штурмовикам, которых немцы атаковали непрерывно.
Я теперь вспоминаю Молдавию, как благодатный край. Теплый, щедрый, населенный добрыми, отзывчивыми людьми. Село Багринешти лежало в лощине между холмами, привольно
