Ангарский маньяк. Двойная жизнь «хорошего человека» - Елизавета Михайловна Бута
— Давай сегодня поедем погуляем? — предложил Михаил жене. Та не нашла что сказать и просто ошарашенно кивнула. Спустя почти тридцать лет брака такое предложение из уст мужа звучало странно.
В тот вечер Попковы приехали к реке, припарковали машину и пошли чуть в сторону, к их любимому обрыву. Оттуда открывался прекрасный вид на яркий диск луны, которая сегодня полноценно заменяла уличные фонари. Елена постелила плед, достала алкоголь и нехитрую закуску, которую успела собрать из того, что нашлось в холодильнике. Михаил не был голоден, поэтому большую часть времени в тот вечер они просто молча сидели, пытаясь разглядеть другой берег тихой извилистой реки Китой.
Наутро Попков отправился на вокзал и сел на поезд до Владивостока. Только когда за Михаилом закрылась дверь, Елена заметила, что из квартиры пропало охотничье ружье Михаила.
20
Слово офицера
24 июня 2012 года
— Юрий Михайлович? Да, это Дубынин. Вы не поверите, но кажется, что мы его нашли!..
За прошедшее время многое изменилось в их жизни. Скажи кто-нибудь несколько лет назад, что этот разговор состоится, они бы не поверили. Наверное, и к лучшему…
В 2008 году президент России сказал, что свобода лучше, чем несвобода, а потом «отменил» зиму. Отныне часы больше не требовалось переводить на час два раза в год. Рад этому был только мастер, который ремонтировал часы на главной площади города: больше не нужно было с ожесточением заставлять вращаться насквозь проржавевший механизм, надеясь, что он снова заработает. Каждый год время, которое требовалось на их перезапуск, увеличивалось, а потом их еще нужно было долго настраивать. Но это было уже не так страшно: кто заметит, если часы будут чуть спешить или запаздывать? Вот если они перестанут подавать признаки жизни, тогда проблем не оберешься.
Преступность в городе заметно снизилась. Ларьки на улицах уже никто не сжигал, гранатометы на жилые дома не направлял, а трупы неизвестных находили крайне редко. Однако все прекрасно понимали, что стало не лучше, а тише. Сироты и пьяницы, получившие по счастливой случайности квартиры, все так же быстро их теряли. Правда, теперь уже за жильем не приходил отряд самозанятых коллекторов под руку с нотариусом. Теперь все схемы по отъему квартир усложнились и приобрели относительно легальную форму. Пьяниц, к примеру, буквально закидывали микрокредитами, которые они никогда бы не смогли вернуть. Сирот чаще старались объявить недееспособными и отправить в специализированное учреждение или на худой конец дать квартиру кого-то из умерших родственников вместе с неподъемным долгом за коммунальные услуги «в подарок». Бары с непомерно дорогой водкой и дорогими дубовыми столами с резными ножками пытались переквалифицироваться в заведения попроще и становились либо рюмочными, либо столовыми. Ночные бабочки больше не порхали по окраинам Ангарска — теперь они все чаще сидели по квартирам и ждали, когда им позвонит оператор и предложит очередного клиента. Если раньше никому и дела не было до подвыпивших вульгарных девушек, то теперь такие красотки вызывали на себя град осуждающих взглядов. От них старались отойти, чтобы не запачкаться.
Никто не скажет, когда именно начало становиться тише, — люди вокруг уже давно оглохли. Нападения на охранников, пьяные драки и выловленные в реке трупы всех перестали удивлять, а потом отчего-то этого стало меньше. Аббревиатура «ОПГ» вышла из лексикона обывателей и переселилась в криминальные сводки. Тех, кто строил свой бизнес на «старом добром ультранасилии»[12], отправили за решетку. «Казино», «Пожарников» и несколько других группировок обезглавили. В слишком дорогих для Ангарска барах и магазинах теперь все реже встречались мужчины в спортивных костюмах и с наколками на пальцах рук. Их место заняли безликие люди в одинаковых костюмах. Иногда на их руках можно было увидеть золотое кольцо-печатку, которым они маскировали характерные для мест, столь близко расположенных к Ангарску, наколки. По этим печаткам или по специфическим речевым оборотам в этих людях можно было распознать их прошлое, но это случалось редко. Все переменилось за эти годы. Во главе колоний, фабрик и заводов в окрестностях Ангарска теперь были безликие. Тихие, спокойные люди, которые старались быть настолько незаметными, насколько это возможно. И все вокруг вдруг стало тихим, безликим, незаметным.
Артем Дубынин возглавлял спецгруппу по поиску маньяка, но тех, с кем он начинал работу, уже не было в ней. Всякий раз, когда он начинал привыкать к новому сотруднику и даже немного доверять, того переводили, только Артем как «лучший сотрудник» оставался в «маньячной спецгруппе». Приняв дела у Морозова, молодой человек старался во всем копировать стиль старого начальника, продолжал его дело. Каждого новичка он заставлял внимательно изучить все объединенные дела и места преступлений, а потом устраивал ему допрос с пристрастием. Если тот не справлялся с парой очевидных вопросов, Артем старался сплавить его в какой-нибудь другой отдел.
— Был на том месте, где сразу двух женщин сразу нашли? — спрашивал обычно Дубынин.
— Конечно, и в паре мест, что рядом, тоже, — кивал стажер.
— Ты перед тем огромным камнем припарковался или уже за ним?
Если парень начинал что-то выдумывать про валуны на дороге, то Артем тут же терял к нему всякий интерес. Поразительно, но таких было абсолютное большинство. Этому приему допроса учили уже на третьем занятии по криминологии, но все равно новобранцы начинали рассказывать о том, какой большой и страшный камень преграждал им путь по дороге к месту преступления.
— Да ни о чем это не говорит, Артем! Ты ж начальник, а с руководством лучше не спорить лишний раз. Это ж что получается? Если ты туда ездил и тебе камень проехать мешал, а он поехал и ничего ему не помешало, то получается, что подчиненный проворнее начальника? Это ж неправильно. Какой лидер потерпит рядом с собой кого-то, кто на старте говорит, что он лучше тебя? — объяснил однажды Артему новый сотрудник Виктор Маслаков. Он был уже немолод, и его сослали в спецгруппу — как «лучшего сотрудника», разумеется — за какие-то неведомые грехи. Дубынину никто пока не доверял настолько, чтобы объяснять, за что именно сотрудника отправили к нему, поэтому он предпочитал думать, что Виктора «сослали» за
